Жертвы моды. Опасная одежда прошлого и наших дней

Примерно в то же самое время стихотворение Кристины Россетти «Базар гоблинов» (1862) рассказывает историю девушки Лауры, соблазненной магическими гоблинскими фруктами. Лаура обменяла свой золотой локон на плоды и, выпив их сок, зачахла, когда у нее не хватило денег, чтобы купить новую порцию. Сюжет стихотворения отсылает к первородному греху, образу Евы и древу познания, только на этот раз ядовитый плод продают торговцы: «На вкус – как мед, для сердца – яд!»[245] В странном соответствии с болезненной главной героиней стихотворения, которая «высасывая сердцевину, / Опустошила бы корзину», в том же 1862 году девочка пятнадцати лет по имени Элизабет Энн Абдела из района Шордитч в лондонском Ист-Энде умерла, слизнув зеленую краску с сочных на вид стеклянных виноградин. Ее тринадцатилетняя подруга Элизабет Холл работала на галантерейщика, занимавшегося продажей украшений для шляп. Его юная работница получила виноград, который девочка в качестве подарка преподнесла своей старшей подруге. После гибели девушки оставшийся искусственный виноград и листья отправили на химический анализ: хотя голубые и розовые плоды оказались безвредными, зеленые ягоды содержали мышьяк, и судебный эксперт заключил, что «количества яда в одном зеленом листе, возможно, достаточно, чтобы отравить ребенка»[246]. Увешанный плодами головной убор должен был быть пиром для одних лишь глаз. Не все ягоды винограда были ядовиты, но его изящные просвечивающие листья были способны погубить здоровье мужчин и женщин, занятых в производстве искусственных цветов.

Мышьяк для рабочих и светских дам

В глазницах пустота зияет бездной темной, И череп, весь в цветах, отломится вот-вот, На хрупких позвонках покачиваясь томно. О, как бредовый лоск небытию идет!

Шарль Бодлер. Пляска смерти

[247]

В 1857 году Шарль Бодлер опубликовал свой одиозный сборник стихов, озаглавленный «Les Fleurs du Mal» – «Цветы зла». В контексте культуры XIX века цветы обладали целым комплексом символических и экономических значений и ассоциировались с женской красотой, цветением и процветанием. Однако в тот же самый период, когда писал Бодлер, на теле каждой буржуазной дамы цвели в буквальном смысле пагубные, «злые» цветы. В 1856 году парижское мастерство в изготовлении искусственных, но крайне натуралистично выглядящих цветов из ткани и воска привлекло внимание врачей и политиков. Именно тогда работники цветочных мастерских из пятого округа Парижа, как женщины, так и мужчины, обратились в префектуру полиции с жалобой на условия своего труда[248]. К концу 1850-х годов этой проблеме посвятили статьи несколько французских врачей и ученых – доктор Эмиль Богран, изобличавший отравления ртутью на шляпном производстве, Альфонс Шевалье (1828-1875), химик, член Совета по санитарии и гигиене (Conseil de Salubrité), и Вернуа, чьи работы уже цитировались в этой главе[249]. Учитывая, что в 1858 году в Париже насчитывалось около 15 000 изготовителей цветов, а в Великобритании, по данным на 1851 год, их было 3510 человек, большая часть из которых работала в Лондоне, производство искусственных цветов было важной городской профессией и одновременно серьезной проблемой[250]. Как писал Ф. Дрейпер, «изготовление искусственных цветов составляет важную и обширную отрасль производства как в нашей стране, так и за рубежом. <…> Многие зеленые побеги искусственных трав и листвы, которые так живо передают природную зелень… обязаны своими изысканными оттенками и яркостью присутствию в них швейнфуртской зелени»[251]. Хотя модные журналы превозносили цветы как «решительно самые привлекательные предметы для декорирования волос»[252], эта привлекательность дорого обходилась их создателям.