В XIX веке женщины блистали, словно драгоценные изумруды или яркие «лиловые райские птицы», в бальных нарядах цвета мов. Мужчины в тот машинный век предпочитали сдержанный представительный черный цвет. Почти столь же сложный в уходе, как чистый безукоризненно белый, подлинно насыщенный черный цвет был привилегией состоятельных людей. В костюмных тканях дешевый черный краситель быстро выцветал, приобретая грязно-зеленый или желтый оттенок, а ботинки и туфли в отсутствие ваксы теряли блеск и покрывались брызгами грязи. Белый был излюбленным цветом европейских леди: они носили перчатки, прятались от солнца под зонтиками и наносили отбеливающий крем «Жидкий жемчуг» на основе свинца, чтобы придать лицу аристократическое мягкое белое сияние[333]
. Джентльменам приличествовало носить густой черный цвет, и мужчины прекрасно осознавали весь свой лоск в буквальном смысле этого слова – они тратили изрядное количество времени и сил, чтобы блюсти внешний вид любыми доступными средствами. Сверкая глянцевым отливом вороненой стали, мужские аксессуары обрели эстетику, которую можно было бы обозначить как «техногенное возвышенное»: черные туфли из блестящей лаковой кожи, которым вторили глянцевитые цилиндры, отделанные тончайшим шелком. Возникла целая индустрия «чернения», помогавшая поддерживать требуемое черное покрытие мужской обуви. Армия бедных, часто бездомных мальчишек-чистильщиков обуви без устали трудилась на городских улицах, получая за свои услуги гроши, а обувь состоятельных людей начищали их домашние слуги. Аннотация к фотографии «Независимый чистильщик обуви», сделанной Джоном Томсоном в 1877 году для авторского сборника «Уличная жизнь Лондона», показывает, как полиция преследовала мальчиков, которые не могли позволить себе приобрести лицензию за пять шиллингов: иногда они отбирали у них и ломали подставки для ботинок, выливали ваксу. Этим ремеслом не разрешалось заниматься молодым и трудоспособным мужчинам. На фотоснимке мы видим джентльмена, замершего в узнаваемой позе, стоя на одной ноге, вторую он доверил мальчику лет восьми или девяти. Ребенок тщательно начищает его сапог, «надеясь каждый раз, когда у него выдается несколько свободных минут, чисткой господской обуви заработать на улице несколько пенни», чтобы помочь матушке, ухаживающей за отцом-инвалидом[334].Как подсказывает само выражение «to be well-heeled» – буквально, «быть при хороших каблуках», – модель, степень ухоженности и текущее состояние обуви мужчины явственно указывали на его социальное положение. В наше время дешевой одноразовой и даже поддающейся стирке обуви и чистых асфальтированных тротуаров мы забываем о том, что для бедняков обувь являлась роскошью, и даже для состоятельных граждан в XIX веке быть пешеходом означало пройти по весьма тернистому пути. Грязные, разъезженные и зачастую немощеные дороги были завалены конским навозом и прочими нечистотами, и мало кому удавалось содержать свои ботинки в чистоте без посторонней помощи (или экипажа). В Париже, помимо чистильщиков обуви и новоизобретенных зонтов, к услугам находчивых буржуа-пешеходов, стремящихся к чистоте обуви, предлагался ряд полезных технологий и архитектурных пространств. Разнообразные лаковые покрытия для кожи, или cuir verni, обладали защитной функцией – несколько слоев лака делали обувь более водостойкой и становилось легче счищать брызги грязи с ботинок. Однако лакирование кожи в начале XIX века происходило с использованием свинцовых белил и токсичных легковоспламеняющихся растворителей, источавших жуткий смрад[335]
. Для обслуживания покупателей, желавших избежать уличного потока людей, транспорта и капризов погоды, были организованы специальные городские пространства. В новых крытых аркадах или пассажах послереволюционного Парижа, выложенных плиткой и освещенных газовыми фонарями, были созданы все условия для комфортных прогулок, у каждого входа в аркаду работал décrotteur – чистильщик, счищавший грязь с обуви входящих[336]. И все же когда в Париже начинался дождь, улицы становились почти непроходимыми. Находчивые предприниматели придумали решение. Они катали за собой на колесах деревянные планки и брали плату за проход по ним, что позволяло состоятельным семействам, не пачкаясь, пересекать улицы по импровизированным мосткам. Картина Буальи служит яркой тому иллюстрацией.