Ей было очень страшно: как будто со всех сторон подступала темнота, готовая поглотить ее, и только Елена Фридриховна могла помочь, оказавшись рядом. И еще Вадим… Он как никто другой умел справляться с ее страхами, разгонять их, как сильный ветер тяжелые осенние облака, находить слова, которые успокаивали Еву.
И она позвонила.
– Ты где? – спросил Вадим, сразу уловив истеричные нотки в голосе. – Можешь приехать?
– Нет… нет, не могу… я должна… понимаешь, Елена Фридриховна… она… – Ева утратила способность связно выражать мысли, от страха они начали путаться и ускользать.
– Так, Ева, – жестко произнес обеспокоенный Вадим, – вдохни, выдохни и просто скажи, где ты, а я разберусь.
Этот тон всегда действовал на нее отрезвляюще, она начинала выполнять команды и успокаивалась, приходила в норму.
– Я в больнице.
– Так, хорошо. Как ты там оказалась?
– Приехала в машине «Скорой помощи» с Еленой Фридриховной.
– Понял. Больше ничего не говори, подыши еще как я учил. Я буду минут через пятнадцать. Ты в приемном?
– Да…
– Там и сиди. Слышишь меня, Ева? Никуда не уходи!
– Я не уйду, – пообещала она, чувствуя, что темнота вокруг становится бледнее и понемногу отступает – как волны моря.
Закрыв глаза, Ева съежилась в своем углу еще сильнее, словно боялась, что ее кто-то заметит и выгонит, а Вадим велел ждать здесь и никуда не уходить. В моменты, когда ее охватывала такая вот паника, Ева всегда слепо слушалась Резникова, ни на шаг не отходя от его инструкций, и все довольно быстро вставало на свои места.
Но к счастью, до нее никому не было дела: персонал привычно занимался своими делами, и никто не обращал внимания на короткостриженую женщину с бледным испуганным лицом, забившуюся в угол старенького продавленного дивана. Таких женщин здесь видели каждый день – они ждали новостей и отчаянно боялись их услышать.
Резников действительно примчался через пятнадцать минут, забежал в приемное и начал озираться по сторонам, разыскивая Еву. Она увидела его, вяло махнула рукой, и Вадим устремился к дивану.
– Ну, что произошло? – сев рядом и беря руку Евы в свою, спросил он.
– Елена Фридриховна в кардиореанимации… ей плохо стало на работе… – таким же вялым, как ее рука, голосом проговорила Ева. – Ей сказали, что Вознесенский скоро вернется…
– Кто сказал?
– Одна из сотрудниц… она тоже видела новости… я просто не успела, понимаешь? Они ведь не знают ничего обо мне… я никому не говорила, даже Елене Фридриховне… не хотела, чтобы она знала и волновалась… А теперь…
– Так, стоп! – решительно перебил Вадим. – Я же просил тебя не читать новостей в интернете.
Ева виновато опустила голову:
– Я… не могу… я должна быть готова, понимаешь?
– Ева! Даже если допустить, что приговор пересмотрят, – это вопрос не одного дня, мы ведь это обсуждали с тобой! Что – ты теперь остаток жизни будешь сидеть у окна и ждать, когда по твоей улице пройдет этот Вознесенский? А ведь он вряд ли сюда приедет. Ты сама подумай: зачем ему ехать в город, где его ненавидят все? Чтобы нарваться тут на суд Линча, который непременно организуют родственники его жертв? Ну ты ведь нормальный человек, должна понимать, что так подставляться не будет никто. – Вадим старался говорить как можно убедительнее, слегка сжимал руку Евы и чувствовал, как она отвечает на пожатие. – Вот так… Успокаивайся, все ведь хорошо. Я с тобой. Сейчас мы дождемся новостей о состоянии Елены Фридриховны, а потом пойдем обедать – да? Ты ведь наверняка проголодалась, правда? – Она медленно кивнула, словно загипнотизированная звуками его голоса. – Хочешь, пойдем в тот итальянский ресторанчик на набережной, помнишь, тебе понравилось там? – Она снова кивнула. – Вот и отлично. А потом мы погуляем и поговорим – да? Поговорим о чем-то другом, не о Вознесенском. Все, Ева, отомри, опасности нет.
Резко выпустив ее руку, Вадим хлопнул в ладоши перед самым лицом Евы, и она, отшатнувшись, потрясла головой:
– Уф… спасибо, Вадим, мне полегче…
– Может, на улицу выйдешь, подышишь? – предложил Резников, но Ева отказалась:
– Нет-нет, что ты… я посижу…
«Сколько тут сидеть придется, кто бы знал», – подумал Вадим и поднялся:
– Попробую что-нибудь узнать. Как фамилия Елены Фридриховны?
– Вайс.
Резников подошел к окошку регистратуры, наклонился и принялся о чем-то разговаривать с сидевшей там женщиной. Ева не слышала, о чем он говорит, пыталась догадаться по выражению лица его собеседницы, есть ли какие-то новости, и если да, то хорошие они или плохие. Но вот Вадим вернулся и, улыбнувшись, протянул руку:
– Все, мы можем спокойно идти обедать. Состояние Елены Фридриховны стабильное, но она останется пока под наблюдением в реанимации. Тебя туда все равно не пустят, так что нет смысла здесь сидеть. Ну что – действуем по плану?
Ева нерешительно кивнула и, опираясь на протянутую руку Вадима, поднялась, запахнула пальто, завязала пояс.
– Слушай, а тебе идет этот цвет, – заметил Вадим, пропуская ее впереди себя в двери.