Жертвы Северной войны (СИ)

— У Питриха с Первым Товарищем Управителя Внешних Сношений давно грызня. На идейной почве. Еще как вместе депутатствовали. Газеты лет десять назад только и пестрили их полемикой: молодые, горячие… в общем, Питрих это. Чую. Его уши торчат. Уверен, что это он через подставных лиц купил известный тебе особняк и предложил его нашей общей знакомой.

Тут Том хитрил — пропускал смысл слов через сито круглых, общепринятых фраз. Жозефина Варди вовсе не была его знакомой. Но надо же как-то дать понять, о ком идет речь! Имена он и раньше упоминать не любил, а с тех пор, как стал выполнять для Особого Отдела аналитическую работу, и вовсе разучился.

— Доказательства есть?

— А доказательствами ты бы своих ребят озадачил. Или, если своих нет — с разведуправлением связался. Я тебе не Джеймс Бонд, по крышам бегать и чужие документы на микрокамеру переснимать.

И снова Том хитрил. Он мог бы стать таким или почти таким Джеймсом Бондом — мог бы стать суперагентом, каким мечтала быть Элисия-подросток, Элисия-юная девушка… Но отказался семнадцать лет назад. Потому что не понаслышке знал, что такое лазать по крышам. Скучно. И никакого морального удовлетворения. То ли дело шевелить мозгами, составляя вместе края очередной запутанной головоломки…

Эдвард задумчиво прикусил губу. Взглянул на Тома искоса, как будто челка ему мешала — и как-то сразу вдруг стал моложе, больше похож на себя прежнего. На того самого потрясенного подростка, который подобрал на острове непонятного мальчишку с непомерно отросшими волосами. «Не бойся меня! Я просто хочу разобраться!»

Как же Гнев его тогда ненавидел!

Воспоминание о ненависти грело душу. В те времена он хоть имел моральное право заехать ему в рожу… теперь нет. Уже давно — нет. В особенности после того, как этот человек навзрыд плакал на похоронах Изуми. И после того, как он же потерял брата. Может быть, если бы Том вовремя представил вовремя нужные сведения — о Братках, о Варди, о чем угодно!.. Но он не нашел, не отследил… хотя уже больше пятнадцати лет мотается из Драхмы в Аместрис и обратно, под прикрытием отцовского бизнеса! Да, бизнес ширится: вот, недавно еще филиал открыли… Но и другие дела тоже делаются. Так почему же Том не ничего вовремя не нашел и не передал?! А?!

Мама Изуми говорила: ничего нет страшнее осознания собственной вины. Ты уже знаком с этим зверем, да?.. Ну так вот: ты знаком с самым ужасом мира.

Мама всегда оказывалась права в конечном итоге. И то, что зверь призрачный, никакой роли, в сущности, не играло.

Очевидно, Эдвард озадачил своих «Джеймсов Бондов» или там кого еще поиском доказательств. И даже успел связаться с местным внешним сношателем по этому вопросу. Потому что теперь они ехали именно к приснопамятному особняку, и на лице старшего Элрика… нет, теперь уже просто Элрика, застыло радостно-мстительное выражение. Не дать не взять, смысл жизни поджидал его за поворотом дороги.

Хорошо, что Том, сидевший на заднем сиденье, рядом с напряженно молчавшей Элисией, не мог видеть выражения его лица — максимум, отражение в зеркале иногда ловил.

Эдвард сидел на переднем сиденье, рядом с водителем. Водителя Том не знал: кто-то из молодых. А может, не положено было знать.

Том знал, что в этом особняке не просто особняк Жозефины Варди — там еще и хорошая лаборатория оборудована, и, говорят, комплекс для синтеза красной воды, и, наверное, те самые девочки-телепатки. Том им от души сочувствовал. Но считал, что, если девочки погибнут в пылу битвы, это будет не худшим исходом.

Еще Том надеялся, что сам Эдвард не пойдет на штурм. Да, когда-то, мальчишкой, он неплохо дрался, видимо, и сейчас дерется неплохо, плюс эта его невозможная алхимия… безусловно, Стальной — боец, каких мало. Но при всем при этом — боец. Одиночка, любитель, профан, пусть и нахватавшийся навыков во время своих одиночных вылазок. С профессиональными коммандос, обученными действовать в группах, ему не ровняться. Хорошо бы он это понимал.

Том не сомневался, что соответствующих специалистов Эдвард через границу провез. Теперь предоставить поле битвы им — и все дела. Стальной и так уже сделал все, что мог. Только бы он это понял. Только бы…

Если бы кто сказал сейчас Тому Кертису, что он сейчас переживает за благополучие человека, которого долго считал своим злейшим врагом, который злил и бесил его на протяжении последних почти двух десятилетий, которого… которого любит самая дорогая Тому женщина на свете… В общем, если бы нашелся идиот, сказавший это Тому, Том бы… Том не знал, что бы он сделал с ним. Но идиоту пришлось бы несладко.

Какое счастье, что никто ему так и не сказал.