Жертвы Северной войны (СИ)

— Отец очень уважал своего учителя. Он его все время навещал в тюрьме. Они переписывались. И когда отец умирал год назад, он просил меня, чтобы я непременно встретилась с Танидзаки-сэнсэем. Но он мог бы и не просить, — девочка снова чуть покраснела. — Я… я с детства восхищалась Танидзаки-сэнсэем! Я считаю его и своим учителем. Я училась на его работах.

— А что твоя мать? — вдруг спросил Эдвард. — Двадцать лет назад я мельком встречался с ней. Очаровательная женщина.

— Умерла при родах. Что-то пошло не так, и врачи спасли только меня. Так что Танидзаки-сэнсэй — все, что у меня осталось от родителей.

— А с кем ты живешь? — вдруг спросила Мари.

— У моей подруги. Ее зовут Дзеппа. Лючия Дзеппа. Она тоже учится в художественной школе, и когда папа умер, ее родители позвали меня к ним жить. Они очень хорошие люди. Правда, они отговаривали меня, когда я сказала, что хочу встретить Танидзаки-сэнсэя, но в конце концов поняли, что это бесполезно, и отпустили… В общем, я привезла его в Столицу, но он почему-то почти сразу решил поехать еще куда-то. Я очень за него волновалась: он неуравновешенный, и вообще… поэтому я напросилась с ним.

— Ты знала, ради чего он поехал? — спросил помрачневший Эдвард.

Тиша нагнула голову и принялась как-то очень внимательно разглядывать свои руки. Наконец она буркнула:

— Догадывалась. Но я не знала точно, кому он хочет мстить! — она задрала подбородок. — Честное слово! И я надеялась, что до этого так и не дойдет! Я всё откладывала звонок в полицию, и вот…

— А ты подумала о своих опекунах? И о своих родителях? Что они сказали бы? — процедил Эдвард сквозь зубы.

— Я… я не хотела! Я не хотела, чтобы до чего-то такого дошло! Я не виновата! Так получилось! — Тиша вот-вот готова была заплакать, это было ясно.

Мари подумала о ноже, который все еще лежал в кармане ее плаща, завернутый в носовой платок.

— Эдвард, можно мне сказать пару слов с девочкой наедине? — вдруг, повинуясь безотчетному порыву, сказала она.

— Зачем? — подозрительно спросил Эдвард.

— В конце концов, она на меня пыталась кинуться. Я хочу попробовать понять… пожалуйста, Эдвард. Вам ведь, кажется, уже все ясно?

— Ясно, — Эдвард поморщился.

— Что грозит сэнсэю? — Тиша жадно смотрела на Эдварда.

— Беспокоилась бы о себе, девочка, — Эдвард встал со стула. — Я буду за дверью.

И вышел. Дверь негромко щелкнула.

Мари и Тиша какое-то время сидели молча. Мари смотрела на девочку. У той на щеках выступили красные пятна, она мяла руками серую ткань халата.

— Извините… — снова начала она.

— Не извиняйся, — перебила Мари. — Ты знаешь, что я не отдала нож полиции, стало быть, я тебя простила. В виду явного малолетства.

— Мне действительно жалко! Просто когда дверь открылась, и я увидела Танидзаки-сэнсэя там… в такой позе… я решила, что с ним сделали что-то плохое. Я была в ярости.

— Ты любишь его?

— Я всю жизнь его любила, — ответила девочка просто. — Да-да, конечно, вы скажете, что я молода, и это пройдет…

— Ни в коем случае, — сухо сказала Мари. — С чего бы мне утешать ту, что на меня напала? Я не настолько духовно продвинута.

— Правда? — Тиша с облегчением вздохнула. — Спасибо.

В палате было душно, только в тишине работал вентилятор. Мари подумала, до чего же он неестественно звучит. Лучше бы окно открыли… Но за окном была решетка — не тюремная, а узорная. Тоже приятного мало.

Мари улыбнулась, и Тиша улыбнулась тоже невеселой улыбкой. «А она совсем неглупая девочка», — отметила Мари.

— А знаете, — вдруг сказала Тиша. — Вы могли бы и отдать нож. Ну, посадили бы меня… зачем мне теперь свобода? Его у меня снова отнимают. А я его всю жизнь ждала.

«Я тоже всю жизнь ждала одного человека, — подумала Мари. — Жила с другим, а ждала только его, сама не зная. Но всего через день его отняли у меня. Ну что, будешь меряться со мной горем, девочка?»

Мерить горе — занятие безнадежное.

— Покажи мне твои рисунки, — вдруг попросила Мари.

— Что? — Тиша изумленно уставилась на нее.

— Ты тоже художница. Покажи мне свои рисунки, пожалуйста.

— У меня с собой только этот блокнот… тут только наброски.

— Не важно.

Тиша послушно протянула ей блокнот. Он был большой, с иную тетрадку размером. Листы гладкие, белые, не линованные. Перегнут на середине, и на верхнем листе Мари увидела почти фотографически точный набросок решетки на окне и березу в палисаднике за ним. Любопытствуя, она заглянула на несколько листов назад… и ахнула. С листа на нее смотрело изображение Альфонса. Значительно моложе, чем тот Альфонс, которого она знала, может быть, всего на пару лет старше Тиши. Лицо у этого, незнакомого ей, юноши было мрачным, сосредоточенным, решительным и почти злым. И еще он усмехался уголком рта.

— Это…что? — спросила Мари нетвердым голосом, протягивая блокнот обратно Тише.

— А, это? — Тиша пожала плечами. — Не помню… ах, нет! Это со старой газеты… Дерек притащил, чтобы декорации делать, у его родителей на чердаке до фига. Меня фамилия знакомая зацепила. Элрик. Ну, там оба брата были, молодые совсем. Я обоих срисовала. Посмотрите, на той стороне.