Жертвы Северной войны

Когда всхлипывания затихли, она просто сидела на холодном дощатом полу, глядя вниз. Мари смотрела сверху на ее темноволосую голову с небрежно заколотой на затылке кренделем косой, и ее душила и жалость, и какой-то непонятный страх. В общем, тошно ей было.

— Пойдемте на воздух, — сказал Альфонс устало.

Правда, перед выходом он еще раз глухо повторил — да так, что голос его наполнил весь подвал, как масло бочку.

— Помните, я настоятельно прошу вас ничего не говорить. Ради блага вашей дочери и других детей.

Мари как-то безучастно подумала, что это должно подействовать. Ведь он же не запугивал, в конце концов…

Мари и Альфонс действительно вышли из подвала — Лауген остался с женой. Мари на мгновение ослепило солнце, и она подумала: как же все-таки хорошо, когда жизнь течет нормально — без всяких там пропавших детей, и отрезанных ног, крови, и боли. И ламп в темном подвале… «И без симпатичных столичных инспекторов?» — ехидно напомнило подсознание. Мари от него отмахнулась. Неизвестно еще, что с этим инспектором получится и получится ли вообще…

«Я люблю его», — поняла она вдруг. В этом подвале у нее буквально сердце обливалось на него смотреть.

Мысль была такая новая, такая неожиданная, такая… глупая. Мари попыталась запихнуть ее подальше, в самый уголок своего разума и не возвращаться к ней как можно дальше — как к бесценному алмазу с очень острыми гранями, о которые легко порезаться. Да мыслимо ли?.. Еще и суток не прошло! Это она-то, которая всегда славилась своим хладнокровием!

Мари глядела себе под ноги, на муравья, который пытался перебраться через ее армейский ботинок (эти ботинки е ей Кит подарил когда-то). Ей казалось, что если она посмотрит на что-то большее, чем муравей — на дерево, скажем, или на куст, или, упаси боже, на небо, то она просто лопнет. Этого чувства было для нее слишком много. Оно накатило вдруг, и даже дышать было тяжело, как будто под очень тяжелой волной. Ей захотелось плакать и смеяться в одно и тоже время.

«Так вот оно как… — пульсировало у нее в голове. — Вот оно как… ей же ей, ты могла найти какое-нибудь время поприличнее».

Она старалась не смотреть на Альфонса, но краем глаза все-таки видела — нет, не его, а какое то мельтешение цветовых пятен. Она знала, что он о чем-то, вполголоса очень серьезно говорит с Францем Вебером, и что он, вероятно, сейчас начнет что-то делать — скажем, соберет всех мужчин деревни и пойдет прочесывать лес — и она не увидит его до вечера. Но все же заставить себя взглянуть на него она не могла. Внезапно, она ужасно разозлилась на него, она даже его возненавидела: за то, что он выглядит так, а не иначе, за то что у него эта дурацкая бородка, и за то, что волосы у него такие светлые… и не темно-русые, и не совсем блондинистые, а именно светло-русые, и за то, что у него такие карие глаза, которые кажутся беспомощными, когда он о чем-то задумывается, и сильными, когда он улыбается, и такие большие руки с широкими запястьями, и… короче, она разозлилась. И даже эта злость внезапно показалась ей чем-то хорошим и ужасно ее порадовала.

Потом она услышала., как Ал обратился к ней.

— Доктор Варди…

— Да? — она вскинула взгляд от муравья, который уже перебрался через непреодолимое препятствие и продолжил свой непростой и полный опасностей путь по другую сторону (он как раз подбирался ко второму ботинку).

— Мари… — сказал он ей гораздо мягче, но все же обращаясь на «вы». — Идите домой. Вы нам вряд ли пригодитесь… во всяком случае, я надеюсь. Но будьте наготове. Хорошо? Да нет, что же это я… Возьмите… объект… и проведите, пожалуйста, анализ. Насколько можете. Мне нужно официальное заключение о несоответствии… объекта человеческому органу. Заодно гляньте, что там на тканевом уровне. У вас есть микроскоп?

— Микроскоп есть, — коротко сказала Мари. — Сделаю все, что смогу.

Про себя же она подумала: «Ну удружил, милый… возвращаться в этот подвал, и отбирать это у обезумевшей фрау Лауген…»

— Ладно. Я пошел, — сказал Альфонс. — Сержант Вебер, выполняйте указания.

Он, сунув руки в карманы брюк и словно бы даже насвистывая, как будто задумался о чем-то, пошел куда-то — Мари не поверила своим глазам — в сторону леса.

Сама же она с тяжелым вздохом развернулась к сержанту Веберу. — Сержант… вы мне не поможете сначала?

Как ни странно, взять ногу у Лаугенов оказалось проще, чем Мари думала. Герр Лауген едва ли не сам сунул ее в руки Мари, пробормотав сто-то вроде: «Забирайте. Забирайте ее от греха подальше!» Он даже сам положил ее в коробку и набил эту коробку кусками льда из подвала.

Когда она шла к медпункту, то все время изумлялась про себя легкости своей страшноватой ноши. Одновременно она боролась с желанием бросить коробку, так же, как Альфонс, засунуть руки в карманы и засвистеть.

Нет, черт возьми, как здорово, что с маленькой Анитой все в порядке! Правда, кто же сделал ножку?..