Жертвы вечернiя

— Эхъ, господа, господа! — воскликнулъ онъ, вздохнувъ. — Молодо — зелено. Вы говорите, они взъѣлись? При чемъ эти пьяные, науськанные, тупые и развратные негодяи?! Они только исполнители чужрй воли, пушечное мясо, которыхъ раздразнили клеветой и ложью и обольстили несбыточными посулами. Не они управляютъ событіями, они только являются ужаснымъ орудіемъ въ рукахъ другихъ. Хотя они —несомнѣнно звѣри, но сами по себѣ никогда не рѣшились бы на тѣ ужасы и пакости, которые творятъ теперь. Задумано это не ими. Тутъ надо искать иныхъ антрепренеровъ всероссійскаго разгрома... Конечно, ихъ тупость не можетъ служить имъ оправданіемъ. Всетаки они отлично понимаютъ, что убивать и грабить своихъ близкихъ есть великій грѣхъ и тяжкое преступленіе, какими бы «высокими» лозунгами такія дѣянія ни прикрывались. А потому съ ними надо биться на смерть, безпощадно, иначе эта зараза погубитъ не только насъ, но и всю Россію...

Всѣ прислушались, затаивъ дыханіе.

— Я догадываюсь, о комъ вы говорите, — сказалъ Волошиновъ.

— Тутъ не долго догадаться. Говорю, конечно, о жидахъ. На такое страшное злодѣяніе, какъ уничтоженіе великой Россіи и истребленіе русскаго народа, т. е. разоренie десятковъ милліоновъ русскихъ семействъ, истребленіе невообразимаго количества людей могло дерзнуть только это Богомъ проклятое и отверженное племя. Задумано это ими широко, задумано всѣмъ міровымъ жидовствомъ вкупѣ, подготовлялось долгіе годы, а теперь только приводится въ исполненіе. Тутъ великая тайна, тутъ міровой злодѣйскій загадъ, который, къ несчастію, не скоро будетъ расшифрованъ христіанскими народами. Несчастіе Россіи — это только первый этапъ жидовской побѣды. Потомъ очередь дойдетъ и до другихъ народовъ. Помните, господа, что многіе изъ насъ не вернутся изъ этого похода, многіе сложатъ свои головы, но кто останется жить, пусть никогда не забываетъ, что врагъ нашъ и врагъ всего русскаго народа, при томъ врагъ кровожадный, непримиримый, подлый, ни передъ чѣмъ не останавливающійся — пархатый жидъ. И знайте, что врагъ этотъ страшно опасный и самый могущественный, потому что дѣйствуетъ онъ не своей силою, которой у него нѣтъ, а силами другихъ народовъ, искусно пользуясь ихъ тупостью, жадностью и недальновидностью. Сейчасъ долго было бы это объяснять вамъ. Поймете потомъ. А потому съ жидомъ должна быть безпощадная борьба, на истребленіе. Отнынѣ жить намъ вмѣстѣ съ жидомъ въ нашей родной Россіи нельзя: или они или мы, другого рѣшенія вопроса быть не можетъ. Это со временемъ поймутъ, къ этому рѣшенію придутъ, но, пожалуй, поздно, только тогда, когда жидъ будетъ полнымъ и безконтрольнымъ властелиномъ на русской землѣ. Вотъ чего я боюсь... Да и теперь кто ворочаетъ большевиками? Бронштейнъ, Апфельбаумъ, Цедербаумъ, Іоффе, темный по происхожденію Ленинъ-Ульяновъ и другіе жиды...

— Вотъ, вотъ! — горячо воскликнулъ Юрочка. — И я теперь все понимаю, господинъ прапорщикъ...

— Надо, чтобы всѣ это поняли, — значительно добавилъ Нефедовъ и замолчалъ.

— Я тогда въ Москвѣ этого не понималъ, а за это время все передумалъ и знаю. Когда мы съ мамочкой искали по Москвѣ убитаго папу, насъ заставили таскаться по всѣмъ этимъ проклятымъ застѣнкамъ, тюрьмамъ, по всѣмъ этимъ комиссаріатамъ и по прочей пакости... Куда только насъ не посылали?! Ужъ и не припомню всего, да и глупъ я былъ. Чего только мы съ мамочкой не натерпѣлись, Господи?! даже вспомнить страшно... — Отъ волненія Юрочка говорилъ съ дрожью въ голосѣ. — И вездѣ, куда бы мы ни сунулись, жидъ на жидѣ сидѣлъ и жидомъ погонялъ. Всѣмъ они заправляли, всѣмъ распоряжались, всѣмъ приказывали. И злобные и нахальные такіе... Они и не думали скрывать, что надъ нами просто издѣвались. Прямо, какъ завоеватели какіе-то. Какой-нибудь пархатый жидъ хорохорится надъ тобой, кричитъ, топаетъ ногами... Этого я умирать буду — не забуду. А русскіе — всѣ эти красногвардейцы изъ солдатъ и рабочихъ были на черную работу только. Что жиды приказывали, то они и дѣлали...

— Глупое быдло, — вставилъ Нефедовъ. — Имъ только побольше жратвы и позволь убивать и грабить и онъ весь твой.

— А какъ жиды издѣвались надъ моей мамочкой, Господи! И какъ я все это вынесъ тогда, ни одного изъ этихъ пархатыхъ не задушилъ, теперь бы я ни одной минуты не выдержалъ...

— Ну, тебя живо бы къ «стѣнкѣ», безъ разговоровъ, и вывели бы въ расходъ... — замѣтилъ Кастрюковъ, умудрившійся закурить и попыхивавшій въ рукавѣ папироской.

— Конечно, вывели бы въ расходъ. Я это отлично знаю, — спокойно отвѣтилъ Юрочка. — И чортъ съ ними. Мнѣ теперь все равно. Никому изъ насъ долго жить не придется. Сколькихъ изъ насъ поперебили. Много ли насъ осталось?! Я ко всему готовъ. Проживешь ли двадцать лѣтъ или одинъ день. Все равно, умирать когда-нибудь да надо.

— Да, заварили жиды кашу, — замѣтилъ Волошиновъ, — а расхлебывать-то насъ згставили...

— И не скоро расхлебаемъ, господа. Да и расхлебаемъ ли?! — ввернулъ Нефедовъ. — Господа, чья очередь въ сторожевку? Ваша, Кирѣевъ? — спросилъ онъ, поднеся къ самымъ глазамь руку съ часами-браслетомъ. — Пора.