Жертвы времени

Я зажимаю ладони ушами и падаю, но ударяюсь головой о край стола…

И лишь тогда неохотно сон отпускает меня, наградив острой головной болью, которая, впрочем, довольно быстро утихает. Видения не владеют моим сознанием. Ударившись во сне о край стола, я полностью теряю понимание происходящего, а дрема тяготит разум, и лишь ценой определенных усилий мне удается убедить себя проснуться, потому что я знаю: уснув, я могу вновь оказаться там… в неизвестном сером мире, в котором я никогда не был.

Прошло уже больше месяца с тех пор, как Северный покрыл мою спину и плечи тонкими рубцами, но здоровье мое лишь ухудшалось и во многом виной тому становился этот кошмарный, полный ужаса и холода сон. Я столько раз видел его, но так и не смог понять, являлся ли мой кошмар пустой игрой разбушевавшегося разума или это оставила на мне неизгладимый рубец библиотека. Впрочем, может быть я просто стал чересчур слаб, чтобы закрываться от призраков Форта. Как-то у меня появилась одна нездоровая догадка, но я тут же заставил себя забыть о ней, положив за постулат, что это всего лишь выматывающие ночные сны. Я просто не мог позволить себе поверить в то, что это может быть правдой, и я становлюсь свидетелем чего-то происходящего вне моего понимании. Я не мог позволить себе поверить, что время, которого не помню… провел там.

Совсем недавно я вспомнил одно из давнишних моих сновидений, и теперь оно с легкостью возникало перед моими глазами, стоило только пожелать. Я отчетливо видел корабль, брошенный волной на берег, и тела тех, кто когда-то были живыми людьми. Тогда, проснувшись в легком испуге, я не понимал, что за беда могла приключиться с ними, если они превратились в это. После проведенных за книгами часов в библиотеке я понимал.

Вновь и вновь пробуждаясь после очередного ночного странствия по серому миру, я с замиранием сердца смотрел на свои руки, желая увериться, что не постарел после страшного видения. Не усох и не умер, как те люди, которых коснулась самая великая в мире сила — само время.

Сидя в библиотеке, я многое успел прочитать о фантомах. Маленькая книжечка с таким громким названием «Природа материи» на самом деле действительно вкратце рассказал мне все, что было известно о проникновении обрывков времени в наш мир, но это вряд ли можно было назвать пониманием. Как вообще человек может понять время?

За этот месяц я чертовски хорошо научился сравнивать. Я часто спускался в библиотеку с Рене, и читал, читал, пытаясь увериться, что все мои видения все же призраки прошлого. Но я не находил в книгах ни подтверждения, ни опровержения этого, оттого упорно молчал, скрывая от Мастера все свои опасения. Маг часто пытался меня расспрашивать, он не понимал, почему я, так же как он, но с ущербом для собственного здоровья, бодрствую по ночам и хожу весь день сонным. Начиная допрос с пристрастием, он всякий раз натыкался на мое твердое решительное молчание, и тогда безропотно отступал.

Мне было его даже немного жаль. Он, владеющий огромной силой, мог с легкостью пробиться сквозь мое упорство, нарушить границу, которую решил не пересекать и узнать все. Он был властен и не мог, потому что не позволял себе сделать этого. Я ценил эту непонятную заботу, которая, на самом деле, вовсе не была в моих интересах. Порою, проснувшись после очередного кошмара, которому все же удалось настигнуть мое уставшее сознание, я мечтал о том, чтобы маг знал все, но произнести это вслух не мог. Меня держало не упрямство человека, а некая неявная сила, которая была выше моих желаний и стремлений, выше знаний и силы Мастера. И я молчал, ища ответы, выискивая подтверждение или опровержение. Ища выход для себя и для мира, над которым призраком висело предчувствие беды. Что-то ощущалось в самом воздухе, и с каждым днем тревога лишь возрастала, но никто кроме меня и, кажется, Оружейника не чувствовал ее.

Я воспринимал тревогу, пожалуй, даже острее Оружейника, я был открыт для мира, и тот, не стесняясь, перегружал на меня свои заботы. А учитель боя лишь говорил, качая головой и глядя в залитое хмурыми слезами окно:

— Осень нынче разыгралась, совсем с ума сводит, — он вел пальцем по стеклу, проделывая тот же путь, что и капля, скользнувшая по окну с внешней стороны. — Ты чувствуешь, Демиан? Осень сама больна собой и заразила все вокруг?

— Чувствую, — соглашался я и вставал, подходил к окну, коснувшись мимолетом пыльного щита, висевшего на стене. Ощущая на мгновение чужую боль и тяжелый удар, пришедшийся на плечо. Отрезвленный, избавившийся от плена печального голоса и слов Оружейника, я подходил к нему и становился рядом, глядя, как крупные капли сыплются на камни города. Этот нескончаемый осенний дождь давно изменил Форт, сделав его печальным и серым. Желтый камень, набравший в себя осенних капель, стал темным, серовато-коричневым. Казалось, город нахмурился, вспоминая что-то, и мне чудилось, я знаю о его мыслях. Город, который так любил тепло и ненавидел ледяную влагу, опустошившую и уничтожившую саму суть существования Форта — его людей.