Жест Лицедея (СИ)

— Нет, — злобно сказал я. И действительно я не передумал. Наверное, в этом был единственный шанс наладить приемлемое существование в этом мире. Так сказать, стать реальным пацаном, чтобы больше не вертелось в башке желание нажраться мухоморов и уснуть навсегда. Кстати, понятия не имею почему, но я себя чувствовал уже неплохо. Еще немного мутило, и голова болела, но совсем не так убийственно, как в первые минуты бытья графом Разумовским.

— В общем так, я буду появляться ближе к ночи для занятий и давать тебе задания на день. Чем старательнее будешь относиться к моим наставлениям, тем скорее тебя же самого порадует результаты, — заверил магистр. — А результаты тебе очень нужны. Дело в том, что ваш род — род Разумовских может вовсе выпасть из дворянского сословия. Попутно вы можете лишиться поместий и трех доходных фабрик. В общем, все это происки врагов отца твоего, покойного Петра Михайловича. Ведь они его досрочно в могилу загнали. Теперь именно на тебя, истинный наследник, вся надежда! Надежда моя, как Хранителя. И надежда Ирины Львовны с дочерью, — сказал он с чувством и придыханием точно в середке моей головы. Добавил для полноты картины: — Хотя, они, наивные, даже не подозревают, что ты можешь хоть чем-то помочь. У тебя есть отличный шанс удивить их, заставить зауважать и может даже полюбить.

Не знаю отчего так, но меня его речь проняла. Серьезно так проняла, что я едва ли слезу не пустил от осознания важности собственной миссии. В самом деле, почему так? Какие нахрен слезы? Какое мне дело до рода Разумовских, как и всяких межродовых, межклановых разборок? Разве мне все это должно быть не фиолетово? Может тушка этого суслика с длинной балыськой начала как-то влиять на мое сознание? Только бы на мухоморчики она бы меня не подсадила. Кстати, а чего курить не хочется? Ведь я не дышал благодатным табачным дымком уже часа два как.

— Первое, чем тебе придется заняться по-серьезному, это… — он замолк ненадолго и потом его голос снова появился в правой части головы, — возращением главной семейной реликвии — Чаши Никорпа. Тут, понимаешь ли, на ней многое держалось. Есть поверие, как ваш род утратит сию Чашу, так и роду конец. А реликвия не простая — владельцам сулит процветание и удачу. Род князей Троцких отжал ее у вас. При содействии Сталиных. Увы, такие времена: бесчинствует это новое дворянство. Едва больше века назад все они холопами были, а теперь, за бесстыжей революцией и реформами, подишь ты, все князья да графы, реже вшивые бароны. Слишком их поднял Ульянов.

— Это кто такой? — во мне шевельнулась смутная догадка.

— Ульянов? Так император наш. Ныне правит Илья Сергеевич, внук Владимира Ильича. Ну да, ты не знаешь. У вас там чуть иная история. У нас Ульяновы сменили на престоле Романовых, когда те, якобы добровольно власть передали. Сначала после революции начали коммунизм строить, а потом решили, мол, на кой хрен он нужен этот коммунизм, и вернули монархию. Ульянова, разумеется, на царство. А кого еще? Он же самый бойкий был, на карете разъезжал по губерниям, всякие лозунги горланил, мол, всем зрелищ, всем хлеба да земли побольше. Но из всех его обещаний только зрелище и вышло. Одно большое на всех — зрелище крупной всеимперской заварухи с отрезанными головами. Но ладно — это история, и мне это скучно. Если надо у тебя на полке куча книг по скверным историческим темам. Почитаешь на досуге. Все-таки полезнее, чем дрочить на портрет сводной сестры.

— Я не дрочу! — возмущение во мне даже перекрыло охренение от их ненормальной истории.

— Еще как! Каждый божий вечер, — голову поверни к тумбочке у кровати.

Повернул. В самом деле там в золоченой рамке точно икона красовался портрет дочки Ирины Львовны.

— Ладно, оставляю тебя наедине с Наташенькой, — последнее он сказал с явной ехидцей. — А мне пора. Пока обдумай все, меню поиграйся. К вечеру я появлюсь и проведем первое занятие. В общем на этом самом месте после захода солнца. И двери запирай, если надумаешь снова любоваться своим достоянием.

Глава 2. Меню в моей башке

Когда он исчез… Ну я так думал, что исчез. А то мало, ли, может тихонько сидел и подглядывал за мной из тонкого плана. Иначе откуда он знал такие интимные подробности о прежней жизни очкарика? Так вот, когда он исчез, у меня возникло желание спуститься вниз и объяснить мачехе и Наташе, что нелепый случай в мой спальне, связан лишь с тем, что я собирался переодеть трусы. А девушки ворвались не вовремя и без стука. Что кстати, не по-дворянски, я так понимаю. Должны же здесь тоже иметься правила хорошего тона? С другой стороны, такая бесцеремонность давала мне право тоже ворваться в спальню сестренки, подгадав самый пикантный момент. Стоп! Что это я? Если суслик запал на дочь Ирины Львовны, то почему я начинаю ворочать в уме подобные мысли? Снова влияние его жалкого тельца?