На выходе из зала прилета насколько стоянок, где можно нанять свободный экипаж. Но вот что меня удивило, когда мы с Ириной следом за группой каких-то индусов вышли к стоянке, я обнаружил, что большая часть экипажей здесь без лошадей. Сначала возникла мысль, будто лошадок куда-то отвели. Правда зачем? Не в сортир же? С этим вопросом они всегда справлялись, не сходя с места. Лишь когда один такой безлошадный экипаж тронулся, я слегка охренел и очередной раз осознал, как мало я знаю об этом чудном мире. Экипаж ехал вполне себе сам, практически бесшумно. Явно в движение его приводил не двигатель внутреннего сгорания, и точно не паровой. Типа электромобиль? Вряд ли. Хотя электричество здесь знали, было оно не модной темой. Вероятно, движение повозкам задавала магия. И такая догадка оказалась верна. Возницы безлошадных повозок все так же располагались на обычных козлах, с той лишь разницей, что справа и слева от сидения имелось по рычагу, и внизу папа педалек. Ну как в тракторе или танке, хотя я не танкист — слышал, что там так.
— Ир, а чего такого безлошадного транспорта в Анталии нет? — поинтересовался я, когда мы свернули к свободной повозке.
— Кто же его там заряжать будет. В их «Трилистнике» и так магов не хватает. Все стремятся в Москву — здесь заработки выше. Но говорят, со следующего года в Анталии тоже появятся колёсницы, — сказала она, при чем в слове колёсницы, она делала ударение на «ё». — Император распорядился развивать перспективные южные города.
— А кареты здесь есть такие же? — я положил руку ей на талию.
— Саш… — зашептала она. — Здесь не надо обниматься. Знакомых можно встретить. И зачем тебе такая карета? Не можешь что ли до дома подождать?
Ну вот, «мама» все опошлила. Ведь я вообще не имел в виду взять карету, чтобы повторить наши недавние приключения при поездке к Лидийскому рынку. Просто так спросил, пытаясь разобраться в видах этих колёсниц.
— Могу, — ответил я, убирая руку с ее талии. — Извини, ты же знаешь, как меня мучают провалы в памяти.
По пути к дому нас поджидало неожиданное приключение, но об этом чуть позже. От обилия впечатлений, я и так уже стал слишком непоследователен в рассказе о знакомстве со столицей. Экипаж, лихо и безлошадно вывез нас о стоянки на Варварку. И Москву я, конечно, не узнавал: здесь все было другим. Больше половины зданий вообще не те, которые привычно видеть. Часто встречаются большие плакаты с изображением императора или забавными лозунгами типа: «Сила народа во власти императора!», «Отработай неделю бесплатно во славу отчизны!» или «Перун вам судья!». Особо меня потряс храм Василия Блаженного: его покрасили так, что я глаза вытаращил от охренения, а Ирина спросила:
— Саш, тебе плохо что ли?
— Не, нормально, — отозвался я, хотя это было полуправдой. Мне действительно стало нехорошо от того, что этот храм сей стал красным, местами в черную полоску с кое-где обозначенными золотыми звездами. Интересно, там Перуна славят или правят бал вампиры? Как бы такие цветовые решения им ближе. А вот Кремль не слишком изменился. Правда видел я его лишь со стороны Боровицкой.
С Набережной возница зачем-то свернул к Волхонке и поехал к Остоженке — явно не самый близкий путь, если наш дом находился рядом со старой усадьбой Трубецких. На месте храма Христа Спасителя здесь Святой Дом жрецов Перуна и рядом какая-то Божественная Магистратура. В общем все к чертям по-другому. У меня голова пошла кругом. Но вернемся к маленькому приключению, о котором не терпится рассказать. На Остоженке нашей колёснице преградили путь сердитые женщины с плакатами, громкими выкриками и холодной злостью в глазах.
Извозчик, чтобы не подавить их, повозку остановил, и начал уговаривать, мол, пропустите, не мешайте движению, на что те набежавшие фурии потребовали:
— Народно-женский манифест подпишите, пропустим!
Возница наш недовольно слез с козел, и у меня было время оглядеться. Сразу зацепились глаза за лозунги на плакатах: «Мы вам не шлюхи! Шлюхи — не мы!», «Мужское хамство не пропустим!», «Нет ложным богам!» и много подобного. И вишенка на торте: «Все мужики — сволочи!» — а как же без этого? Любимая женская тема во всех мирах! Я начал ржать.
— Саш, ну что с тобой происходит?! — Ирина Львовна явно не понимала моего особо восприятия Москвы.
— Прости, смеюсь с глупых надписей на плакатах, — я встал, чтобы оглядеться, пока наш кучер пытался разобраться с манифестом, который ему подсовывала какая-то шибко грамотная старушка в очках.
— Ир, можешь объяснить, что вообще тут за сборище? Что за женский бунт? — поинтересовался я, глядя за сквер, в сторону довольно внушительного здания, чем-то похожего на церковь Перуна, но с четырьмя высокими звонницами, больше похожими на минареты.
— Вы еще спрашиваете, что?! — возмутилась брюнетка в длинной черной юбке и белой блузе. — Совести у вас нет! Безобразие здесь не пройдет!
— Храму Перуна-Алладина в столице не быть! Не позволим этот срам открыть! — вторила ей другая фурия.
— Они, наверное, против открытия храма, — сообщила Ирина, о чем я и так догадался.