Жестяная корона (СИ)

   К тому же, не выведен из игры еще и предатель. Очень могущественный человек, по словам Родрига, с большими деньгами и возможостями. Хотя с виду, конечно, ничего выдающегося... Шееруб даже повертел на языке имя, словно сопоставляя его с теми интригами, которые плел приближенный Эдвара. Хейле ухмыльнулся: "Может, даже самый близкий из людей".

   Конунг Хейле Шееруб, ярл племени ктаттов и великий ярл всех ярлов выехал из последних ворот нижнего яруса Утеса Гроз и пустился вскачь. До лагеря северян он добрался быстро, к полуночи. С первыми лучами солнца последний драккар данелагцев скрылся из виду, а от побережья к крепости потянулись сотни освобожденных пленных.

   Тайна Молчана

   Черепаха, нареченный родителями Молчаном, а после пленения ставший Мойно, вновь обошел покои мальчика. Ладно все начиналось, да заканчивается худо. Эх, помолиться бы сейчас, да даже самой захудалой часовеньки нет, разве Господь услышит его?

   Его Бог - истинный, не те три деревянных истукана, которым в этих землях приносят жертву. Упер друг в друга три камня, да молись, сколько влезет. Глупость несусветная. Разве Создатель, сотворивший небо и землю, рыбу и животину всякую, человека и прочее, так прост, что стоит булыжники соединить, да балакай с ним сколько душе угодно? Язычники они и есть.

   Правда, был у кантийского люда похожий Бог, Единый, как они его назвали. Молчан даже думал, что идею об нем тать какой-нибудь выкрал с Руси, да тут распространил. Уж больно одинаковый вышел. Только здесь не геенна огненная, а ад, не херувимы, а ангелы, единственно - Бог и есть Бог. Сама вера, правда, лживая и вышла, оттого, что украденная, перевранная, худо переведенная, через душу не прошедшая.

   Хотя и невольно поднималась у Молчана десница с двумя перстами каждый раз, когда он крест видел, али церковь Единого Бога. Но осаживал себя Черепаха. На глазу чужом даже иногда несусветицу над камнями шептал, вроде молится Трем Богам. Это ж надо выдумать такое, чтобы не один был, а три. Но делать нечего, это там, на Руси, он Молчан - православный человек, а тут Мойно - дурак и лиходей, кроме сраженья, ничего не смыслящий да не разумеющий. И все бы ладно, только тайна его наружу стала всплывать. Не о происхождении, шут бы с ним, о грехах прошлых и нонешних.

   Молчан прислушался к дыханию княжича - ровное, спокойное. А ведь узнает правду скоро, отринет от себя, кривду долго держать в себе уже не удастся. Уж и Айвин коршуном вьется вокруг, все выпытывает, дознается. А ведь известно, что будет, когда все вскроется. Предупреждал ведь Молчуна сам...

   Снаружи послышался шум, и Черепаха рванул за порог - а там только ночь. Морозная, свежая. Лошади хрипят, протозанщики перешептываются, ветер меж домов свищет, подзывает души неприкаянные, неупокоенные. Плохое теперь тут место, проклятое. Скольких тут зарубили, загубили подлостью и коварством. Не сдержался Молчан, перекрестился, не его вина в том. Не повинен он. А в душе-то раздряг, червячок свербит: "Кто же виноват, Молчанушка, коли не ты?".

   Стало быть, так и есть. Супротив совести оно не пойдешь. Совесть она и есть самый справедливый судия на свете. Все разрешит, праведно ли совершено али диаволу только на потребу. Эх, Молчан, Молчан, как жить тебе с таким грузом?

   Да нет, и вправду шум. Не послышалось. Черепаха вытащил меч да притаился. Это пусть кмети простые яруга любого в честном бою встречают, а он гридь княжеский, не для благородства али других глупостей сюда поставлен - кому прок потом от его благородства, коли с Эдуаром что случится? Ради этого ль он страданья все претерпел?

   Зашумели по лестнице сапоги солдатские. Вроде, и не сильно громко, но не сказать чтобы таится незнакомец. "Свой", - решил Молчан, однако ж из укрытия своего не вывалился, решил обождать, проверить.

   Так и есть, паренек молоденький совсем, из Эдуаровских мечников. Бежит, торопится, даже мимо него проскочил, глазом не повел. А вот Молчан его за шею схватил, да к себе развернул. Резко, кметь только глазами хлопнуть успел, да с испугу уста разворотил.

   - Ну? - только и сказал Молчан. Не любил он пусторечность.

   - Сир... сир Крафтер вернулся, - пытался успокоиться солдат, да глаза с пятиалтынные как и есть. Мойно кмети побаивались, осторожничали с ним.

   - Передам. Иди.

   А пареньку только того и надо. Испужался сильно, аж чело испариной покрылось. Лишь Молчан из дланей выпустил, рванул что мочи было вниз, теперь не осторожничал, грохотал, будто кубарем летел. А Черепаха и внимания не обращал. Не до того.

   Сердце зашлось, молотит окаянное, почем зря, даже плохо стало - в темени застучало, ноги подкосились. "Крафтер, Крафтер, Крафтер" - только и голосит внутри. Вот уж кого Молчан истинно боялся, как черт ладана. Пусть и вьется над ним Айвин, но не разумеет ничего, а Крафтер враз его на чистую воду выведет, коли захочет. Пока все милостивился, берег грешную душу. Но вот опять воротился. Что же будет теперь?

   Однако делать нечего, пришлось к княжичу подниматься. А тот как чувствует, уже сквозь сон очи приоткрыл, хотя с одра так и не поднялся, нежится.