Читаем Жестяной бор полностью

— Вам никогда не казалось странным, что идея Бога-творца возникла абсолютно у всех народов, причем практически в одной форме? Ведь, если вдуматься, идея бога должна быть — то есть что значит: должна? она есть, — совершенно гениальной идеей. И придумать бога ни с того ни с сего, скажем, от избытка фантазии или свободного времени — просто невозможно. Помните, как учили в школе: мол, человек видел молнию или извержение вулкана, страшно пугался и со страху приходил к мысли, что существуют некие высшие силы. К мысли об электричестве он почему-то не приходил, хотя это, по-моему, много проще… Если я возьму вас под руку, вы не обидитесь? Так вот: мне представляется, возникновение идеи бога — даже не идеи, даже не ощущения — предощущения бога, возникновение предощущения прямо связано с возникновением абстрактного мышления. Ведь что такое абстрактное мышление? Если в современных терминах — программная модель окружающего мира. И вот когда здесь, под косточкой, — она постучала себе по лбу, — оформляется и действует — и успешно действует — программная модель, отражение реального мира — то следующим отражением будет: если я здесь, в своей голове, могу изменять этот мир так, как я хочу, то, следовательно, кто-то другой — вне этого мира — может изменять его так, как он хочет… И дальше уже в готовое уравнение добавляется — подставляется — необходимый член… до сих пор подставляется, и все время возникают новые претенденты на… на эту роль.

— Я, кажется, понял, к чему вы клоните, — сказал Андрис. — Раз человечество в целом готовится понемногу к тому, чтобы начать крупно изменять мир, то оно метит на роль реального бога? Весьма…

— Тривиально? Тривиально, но я вовсе не о том. На роль реального бога метит не человечество, а сверхразум, который, если помните, не считает человека разумным существом. Точно так же, как деятельность человечества он, может быть, ставит на одну доску с прочими стихийными бедствиями. И вот, мне кажется, должно скоро начаться: сверхразум станет перестраивать и перенацеливать человечество, приводить его в равновесие с планетой… помните Апокалипсис: отделено было сто сорок четыре тысячи праведников из двенадцати колен Израилевых — те, кто войдет в Новый Иерусалим, остальным же — озеро, горящее огнем и серой? Победитель получает все… И вот мне мерещится, что скоро нас всех — до последнего — вот так же выстроят в ряд и — голых — будут судить по «написанному в книгах», и никто не будет знать, что там написано и за что возвеличивают, а за что унижают, потому что будет не суд, а отбор. И там тоже был отбор, и Иоанн понял это, но не поверил себе… Будет какой-то признак, по которому из сотни отберется один, достойный войти не просто в Царство Божие — в состав Бога Единого…

— Вам бы с Петцером поговорить, — сказал Андрис. — Как бы вы хорошо друг друга поняли…

— Ну, познакомьте нас. Или сложно?

— Очень сложно. Его убили пять лет назад.

Оба помолчали. Они шли по бульвару, старому, уютному, ступая не по асфальту, а по кирпичной крошке, и Марина нагнулась и подняла с земли красный кленовый лист.

— Смерть от рака считается подарком судьбы, — сказала она, вглядываясь в лист, как в зеркало. — Кто-то недавно сказал: естественной смертью в нашей стране стала смерть насильственная. Никого это не удивляет. Многих ужасает, но не удивляет никого. Вот что странно…

— А почему должно удивлять? — спросил Андрис.

— Потому что в животном мире насильственная смерть тоже является естественной. Наиболее естественной.

— Ну, и?..

— Не знаю… Это как раз из тех предчувствий, которые еще не перешли в слова.

— Марина, — спросил неожиданно для себя Андрис, — как вы думаете, почему все так не любят Жестяной бор?

— За то, что он жестяной. Люди вообще очень ревниво относятся к машинному интеллекту, подозревая в нем соперника. Ревниво и боязливо. Особенно к непривычным его формам… и к формам, не дающим моментального отчета. Сразу начинают мерещиться тайны, заговоры, чертовщина… Это феномен не бора, а феномен людей, находящихся в бору. Они так напряжены, насторожены, так накручивают друг друга — какой там отдых… ждут — сознательно, бессознательно — что вот-вот начнется нечто страшное, лохматое, темное… — она засмеялась. — А оно не происходит. Полная фрустрация. И больше сюда ни ногой. А ребятишки местные бегают, и взрослые, которые попроще, тоже ходят. Грибов там, по границе окультуренной зоны — невероятное количество. В окультуренной зоне грибов нет, грибы ведь паразиты, бор с ними борется, оттеснил на границу… А чем вас бор заинтересовал?

Андрис подумал: сказать, не сказать? А почему бы и нет, собственно? В гробу я видел эти конспирашки…

— В вашем городе происходят уникальные события: наркоманы отказываются от наркотиков. Ну, в порядке бреда я и предположил: нет ли здесь связи? Жестяной бор — уникальная биосистема, возможно, что возникает какое-то влияние…

— Интересно, — сказала Марина. — Я про такой отказ ничего не слышала. Не верится что-то. Может быть, выдумки?

— Абсолютно точно. Ручаюсь.

Перейти на страницу:

Все книги серии Опоздавшие к лету

Опоздавшие к лету
Опоздавшие к лету

«Опоздавшие к лету» – одно из важнейших произведений в фантастике последних десятилетий, хороший читатель поймет, что имеется здесь в виду. Фрагментарно опубликованный в 1990 году и вышедший в полной версии шесть лет спустя, роман задал высокую планку как самому автору, так и всей литературе того направления, которое принято называть фантастикой. Сам писатель понимает свою задачу так: «Я принадлежу к тем, кто использует фантастический метод изображения внутреннего пространства человека и окружающего пространства. В моем понимании фантастика – это увеличительное стекло или испытательный полигон для реального человека и человечества». И еще, его же слова: «Использование фантастики как литературного приема позволяет обострить читательское восприятие. Следование "мэйнстримовским" литературным законам дает высокую степень достоверности. Корнями эта литература уходит в глубь веков, а на ветвях ее сидят, как русалки, Апулей с Кафкой, Гоголь с Маркесом и Мэри Шелли с Булгаковым в обнимку… А если серьезно, я пишу то, что хотел прочитать, но не смог – поскольку еще не было написано».Про премии говорить не будем. Их у Лазарчука много. Хотя почему нет? Ведь премия – это знак признания. И читательского, и круга профессионалов. «Великое кольцо», «Бронзовая улитка», «Еврокон», «Интерпресскон», «Странник», «Золотой Остап»… список можно продолжить дальше. Ну и мнение братьев-писателей для полноты картины: «Лазарчук – фигура исключительная. Штучная. До последнего времени он оставался единственным (прописью: ЕДИНСТВЕННЫМ) российским фантастом, который регулярно и последовательно продолжал: а) писать востребованную публикой фантастику; б) максимально при этом разнообразить жанр своих вещей, не повторяясь, не впадая в грех тупой сериальности, всегда экспериментируя» (А. Гаррос, А. Евдокимов).

Андрей Геннадьевич Лазарчук

Социально-психологическая фантастика

Похожие книги