Жестяной самолетик (сборник)

— Палыч, ну ты ваще, блин! Я ж тебя не в рыбные ряды зову, а на ры-бал-ку. Доперло? Нет?

Не совсем, если честно. Меня продолжало грызть ощущение, что логика в рассуждениях Михалыча где-то нарушена. Ага, понял.

— Сань, ну если твоих дома нет, нафиг нам куда-то переться?

— Чтоб твоя, блин, задница совсем к стулу не приросла. На свежем-то воздухе знаешь как…

— Март месяц, только ревматизма мне потом и не хватало.

— Не, ну если не хочешь — так и скажи, — обиделся Михалыч.

— Ну не то чтобы… короче, надо Любку спросить, а то останется она в праздник одна.

— Останется, как же. Ее уж который день какой-то до дома провожает… высоченный такой, тощий.

— Сань, ты что, теперь на лавочке по вечерам сидишь? Покупку семечек тебе субсидировать?

А между тем мыслишки закрутились в заданном Михалычем направлении: а что, если и вправду…

— Едем-то куда? — спросил я, маскируя волнительные мысли.

— Да к Иванычу в деревню, там и озеро подходящее, и вообще…

— У меня десятого уроки…

— Когда ж ты их все выучишь-то? — хохотнул Михалыч. — Не боись, девятого дома будешь.

Ага, подходяще!

И мы поехали. На Иванычевой девятке цвета «природа свихнулась».

— Она хоть по бездорожью-то по вашему пройдет?

— Оно такое же наше, как и ваше, — огрызается Иваныч. — Пройдет, куда ж она денется?

Сейчас еще дорога более или менее, подморозило. Оттепель — это, действительно, абзац.

Ладно, будем считать, успокоил.

На выезде из города мрачно-символично маячит у обочины сдохший автобус, расписанный ну уж очень аллегорическими лошадками. И слоган: «Успех — это движение». Магазин спорттоваров промоушится, что ли?.. Не-а. Банк. Брутально.

Ага, едем дальше. Перекресток. На перекрестке — пара гаишников. Лица неандертальцев на охоте, жезлы держат, как дубинки. С той лишь разницей, что неандертальцы не были вооружены радарами. То есть у мамонта шансов было больше.

Проехали. Без приключений, что вдвойне приятно. Нафига, спрашивается, мамонту приключения?

На радостях начал читать спутникам экстремистско-историческую лекцию о том, что в истории не раз и не два случалось, что высокопоставленные становились высоко повешенными. Иваныч заслушался — и чуть не въехал в и без того недовольно покривившийся указатель с надписью «Отрадное». Ых! Отрадное, Благодатное, Богодухово… Несть им числа по Руси. Только что же это? Мироощущение такое, аскетизм в пастельных тонах? Или всего лишь безуспешная попытка приманить удачу?

Дважды ых! Не, мужики, ну реально, «платные» дороги — это оживший феодализм в самом что ни на есть самодурском варианте! Ожить-то он ожил, но как смердит, зараза!

А что вы думаете? От целесообразности до абсурда не то что один шаг — один плевок, ясное дело, даже не верблюжий. Средства на ремонт дорог необходимы — это целесообразность. Но стоит нашему человеку зачуять халяву и… Пока что — тетушки с больших дорог с руками-шлагбаумами, а вскорости — кто знает? — объявы типа: «Въезд в город Буховое платный». А что, спрашивается, хорошего и примечательного в том Буховом? Речка Буханка, впадающая в реку Непросыханку, да живописные развалины ликероводочного завода, не выдержавшего конкуренции с бабушками-самогонщицами.

Выехав в четыре часа утра, к полудню добрались до Иванычевой деревни, которая на поверку оказалась в соседней области, да еще — райцентр и к тому же — город… ну, это громко сказано — так, городок на берегу живописной лужи, краса неписаная и непечатная.

Не удержался, прокомментировал:

— Ну, я понимаю, что для бешеной собаки семь верст не крюк, но у меня все прививки поделаны и ветпаспорт в порядке!

К тому времени, как мы причалили…у-у-у… приехали на берег озера, навестив предварительно всех Иванычевых родных и знакомых, мне хотелось только одного — свернуться клубочком и задрыхнуть под кустиком. Останавливало только одно соображение — все-таки март на дворе. Ужинать не было ни малейшего желания, разве что для порядку открыли пару банок кильки (мы на рыбалке или где?) и нарезали хлебушка.

Михалыч произнес общеупотребительное «ну, за рыбалку!» — и употребил.

Я привычно захрустел килькой. Доводилось ли вам, уважаемые, употреблять когда-нибудь в пищу кильку, выловленную в Балтийском море близ славного города Калининграда? Закусон, конечно, мировой да только вот терзают меня, понимаете ли, смутные сомнения: была ли она выловлена живой и потом закормлена песком до полного склеивания плавников или загнулась раньше от жесточайшей дистрофии?

Ладно, есть в мире огорчения похуже, чем печальная судьба килек, я имею к «Гринпису» не больше отношения, чем мои коллеги по рыбной ловле — к НАТО. И на том тебе спасибо, судьба!

Любка