Акробаты набрасывали на человека брезентовый пояс, пристёгивал его к себе, и, выдёргиваемый тросом, взмывал прямо под винты. Каждого из нас с борта машины приняли крепкие руки, жёсткие, как механические захваты роботов. Когда меня перебрасывали внутрь салона через порог, я даже усомнился, с людьми ли мы имеем дело. Оказалось – с людьми. И то, что я принял за акробатическое трико, оказалось прорезиненным костюмом водолаза.
Вся наша бравая бригада из шести человек оказалась на борту вертолёта в считанные секунды. Однако люди в чёрном снова нырнули за борт воздушной машины, и салон вертолёта начал наполняться самыми разнообразными предметами с борта катера. Это были мятые алюминиевые кастрюли, ворох грязного мужского белья, початые и полные бутылки водки, залапанные гранёные стаканы, четыре полосатых ватных матраса, лежавший под ними мосинский карабин, примус, охапка мисок, битые эмалированные кружки, морские настенные часы-хронометр и весь тот хлам, бывший, по большому счёту, единственным личным имуществом капитана Василича и его матроса Степана.
Люди в чёрном снимали с катера все вещи с неумолимостью автоматов, пока, судя по всему, каюта полностью не ушла под воду. Звук турбин сменился с басовитого гудения на протяжный вой, и мы устремились куда-то в сторону открытого моря.
– Козёл, – сказал Василич Степану, указывая на спасённый с катера карабин. – Нас пограничникам вместе со всем имуществом отдавать будут. А как ты эту хреновину им объяснишь?
И мне подумалось, что это были первые слова, которые кто-то из нас произнёс с момента спасения.
Эскадренный миноносец типа «Харуна».
Силы самообороны Японии
Сиро Оноши выслушал последнее донесение с «H-109», аккуратно собрал ноутбук, саквояж с вещами и, церемонно попрощавшись с Муто, прошёл на палубу, где второй вертолёт уже раскручивал ротор.
Капитан Муто бросил взгляд на радар. Эсминец полным ходом, насколько позволял ему лёд, уходил на юго-восток, его на радаре догоняла зелёная клякса вертолёта.
Капитан облегчённо вздохнул. Можно было снова заниматься тем делом, которое он любил больше всего, – ловить рыбу.
Вертолёт приземлился на палубу идущего корабля – это было устрашающее и захватывающее зрелище. Аэродромная команда мгновенно закрепила его за приваренные по бортам рамы, затем группа одетых в белое моряков заскочила в машину и жестами пригласила нас на выход.
Пригнувшись, мы преодолели открытое, исхлёстанное морозным ветром пространство до тёплого жерла двери. Мы буквально залетели внутрь, и следовавший за нами матрос задвинул засовы.
Мы оказались на борту японского военного корабля.
Нас провели в обширный кубрик, весь убранный светло-голубым негорючим пластиком. За столом сидели четыре человека: двое – в белой, двое – в оливковой форме.
Японец в белой форме с большим количеством красных и чёрных ленточек на груди, видимо капитан, обратился к нам через переводчика:
– Мы приветствуем вас на борту японского военного корабля «Харуна», проводящего океанографические исследования в юго-западной части акватории Охотского моря. Мы высказываем радость, связанную с вашим спасением. Мне хотелось бы поговорить с капитаном вашего мужественного судна.
Василич вышел вперёд и пригладил львиную гриву своих волос пятернёй.
– Я – капитан.
– Мне хотелось бы спросить вас: настаиваете ли вы на том, чтобы ваш катер, ещё находящийся на плаву, был поднят на борт нашего эсминца для последующего ремонта?
Василич поглядел на японцев, на белоснежную каюту, так, видимо, не похожую на его берлогу. Взглянул на Ухонина. Ух подмигнул.
– Да хрен с ним, пусть тонет…
– Хотите ли вы что-то специально сообщить находящемуся на борту командованию? – продолжал переводчик.
– Мы и наши люди благодарят вас за спасение, – степенно произнёс Василич, – и мы очень рады, что посреди ледяного моря мы встретили горячее гостеприимство и дружбу!
Старый пьяница говорил и выглядел так величественно, что его в тот же миг можно было делать министром иностранных дел.
– Хорошо, – перевёл переводчик последние слова капитана. – Сейчас вас отведут в ваши каюты, предоставят одежду, соответствующую вашему размеру, вы примете душ и присоединитесь к нам за ужином.
– Прошу прощения, – неожиданно для всех, Василич снова взял слово, – мы очень благодарны за то, что ваши люди спасли с борта катера бо́льшую часть имущества. Но в русском флоте существует традиция – оружие, являющееся неотъемлемой принадлежностью катера, должно утонуть вместе с ним.
В кубрике возникло замешательство, явно не предусмотренное никакими протоколами.
– Прошу прощения, – слово снова взял капитан эсминца, – вы настаиваете, что снятое с борта катера оружие должно быть туда возвращено?
«Они ведь обратно вертолёт пошлют, – подумал Серж, – похоже, с них станется».