— Плохо, если кому-нибудь пустят кровь и нас снова запрут по камерам, — заметил Карпентер. — Когда начнется война, всем станет только хуже.
— Макдоналд — одиночка, за ним никого нет. Но я посмотрю, что можно сделать, Джерри.
— Что ты о нем думаешь?
— О Макдоналде? Парень сидит тихо, пока ему что-нибудь не понадобится. Тогда он начинает действовать.
— Его можно на чем-то поймать?
— Он не курит и не колется. В азартные игры не играет. Почти не пользуется телефоном. Даже в буфете ничего не покупает.
— Этот человек святой?
— Не знаю, но держится особняком.
— На крутого не похож, однако Дикобраза завалил.
— Макдоналд крутой, это точно. Хотя по виду не скажешь.
— Но ты с ним справишься?
— Нам с ним нечего делить. Он не требует ничего особенного. Свои пять сотен заплатил честно. Дикобраз сам виноват — зря начал руки распускать.
— А кто принес деньги?
— Какой-то парень с воли. Представился его дядей. Отдал моей сестре в конверте.
— С банкнотами все в порядке?
— Обижаешь, Джерри. Я не вчера родился. — Он допил бокал и поставил его на стол. — Спасибо за сок.
— Молодец, что заглянул.
Диггер ушел, а Карпентер взял обручальное кольцо и внимательно рассмотрел. Простое колечко из золота весом в двадцать четыре карата. На внутренней стороне надпись: «Саймон и Луиз. Навеки».
Элис Роупер заглянула в дверь гостиной и потребовала, чтобы мальчики отправились спать.
— Почему, мама? Ведь нам не идти в школу, — заныл Дэвид. — К тому же сегодня воскресенье.
— Уже почти десять. Делайте, что говорят.
— А когда мы снова пойдем учиться? — спросил Бен.
— Скоро.
— Как скоро? В понедельник?
Элис не представляла, что им ответить. Они не ходили в школу с тех пор, как к Бену подошел на улице человек и им пришлось покинуть семейное гнездо. Ей не хотелось пугать мальчишек, но они понимали: происходит что-то необычное. Никаких занятий. Переезд в какой-то странный дом. Элис не любила лгать, но разве можно сказать детям правду, что какие-то люди хотят убить их отца?
— Не знаю, Бен. Не думай, я тоже не в восторге, что приходится воспитывать тебя с утра до вечера.
— Я ненавижу этот дом! — воскликнул Дэвид.
— И я, — согласилась Элис. — А теперь в постель. Оба.
Ее муж сидел за кухонным столом и держал в руках чашку чая, который Элис налила ему час назад. Кухня маленькая, почти в три раза меньше той, в их прежнем доме. В так называемом убежище все казалось узким и тесным, включая две крошечных спальни, одну из которых занимали мальчики.
— Сэнди, я так больше не могу, — вздохнула Элис.
Она села напротив него. Он посмотрел на нее пустым взглядом, словно его мысли витали за тысячу миль отсюда.
— Что?
Элис кивнула на кухню:
— Я про дом. В нем невозможно жить.
— Ничего, это ненадолго. Главное, здесь безопасно.
Убежище стояло посреди кирпичной террасы в конце тупика, расположенного в одном из старых районов Милтон-Кейнз — городка приблизительно в сорока милях к северу от Лондона. Сотрудники Сэнди снимали комнату в здании у самого входа в тупик. Владельцам дома щедро заплатили за аренду, объяснив, что комната нужна людям из отдела по борьбе с наркотиками для наблюдения за улицей. Со своей позиции они видели каждого, кто входил или выходил из глухого переулка. В убежище можно было попасть двумя путями: через парадную дверь перед мощеным двориком, который отделяла от шоссе низкая кирпичная стена, или с черного хода, выходившего в обнесенный оградой сад. За оградой находилась школьная игровая площадка. Всех приближавшихся к дому с задней стороны было хорошо видно сверху из окна ванной комнаты, где круглосуточно дежурил человек, вооруженный биноклем и прибором ночного видения. Роупер понимал преимущества жизни в убежище, но комнаты были слишком маленькими, и детям было негде играть, разве что в саду.
— Мне не разрешают даже выйти за покупками, — пожаловалась Элис. — Я должна составлять список продуктов, словно какой-то инвалид. Половина картошки, которую они принесли утром, оказалась гнилой.
— Я поговорю насчет картошки.
Он сидел ссутулив плечи, с темными кругами под глазами. Последняя ночь прошла почти без сна. Человек в ванной комнате страдал кашлем курильщика, и они слышали, как он громко пыхтел за тонкой стенкой.
— Дело не в картошке. Мы живем как животные, — сказала Элис. — Или как в тюрьме. Я должна просить разрешения, чтобы принять ванну. Даже у Карпентера больше свободы, чем у нас.
— Это не продлится вечно.
— Мне кажется, что мы уже живем здесь вечно, — возразила она. — Это нечестно по отношению к детям.
— Согласен.
— Почему бы не отправить их к моим родителям?
— Потому что если Карпентер выяснил, кто я такой, ему известно о нас все. Друзьях, близких, родных. Мы нигде не будем в безопасности.
— Мне не разрешают даже погулять!