Жесткокрылый насекомый

Дождь чуть притих, но суглинок уже промок насквозь, сочится жидкой грязью, стекает с лопаты. В остальные разы ей помогали: ребята из института, муж знакомой кошатницы Веры Ильиничны, да и погода с апреля стояла сухая и теплая, так что проблем с рытьем могилок не возникало. Глубина в три штыка – вполне хватит для кошки.

Раздалось резкое шипение, тело пронизало до костей приятным зудом, затем что-то щелкнуло, по ту сторону кустов вспыхнул ослепительно-белый столб света – и шарахнуло так, что у Марины

Васильевны заложило уши и потемнело в глазах. На ногах она удержалась лишь благодаря третьей точке опоры – лопата надежно застряла в суглинке.

С трудом расцепив пальцы, пошатываясь, пытаясь локализовать где-то в затылке комариный звон, почти на ощупь Марина выбралась на аллею и огляделась.

О существовании скамейки, где она оставила мешок с Гавриком, свидетельствовало лишь пятно копоти и труха, рассыпанная в радиусе двадцати метров. Кое-где валялись ошметки картона и полиэтилена.

Погребать кота не пришлось, он предпочел рвануть на небо экспрессом, минуя длительный путь через землю.

– Гаврик… – жалобно протянула Марина Васильевна и не услышала свой голос, имя прозвучало внутри головы само по себе и заметалось эхом по таинственным недрам черепной коробки.

Из ступора ее вывел тип в спортивном костюме, под зонтом, с шарпеем на поводке:

– Что это было?

Марина скорей прочла по губам, чем расслышала вопрос.

– Взрыв. Говорите громче, я почти ничего не слышу – уши заложило.

Небритый собачник восхищенно поглядел на Марину Васильевну.

– Вы видели, как молния ударила? – радостно проорал он.

Звук проникал, как сквозь вату, но, видимо, слух все равно начал приходить в норму.

– Не знаю, – призналась Кулик. – Вспыхнуло что-то, потом взорвалось…

– Я в газету напишу, можно? Как вас зовут?

Марина замотала головой, которая тут же отозвалась чудовищной болью.

– Не надо в газету? – расстроился тип.

– Имени не надо. Пишите от первого лица.

– Спасибо! Большое спасибо! – И тип исчез так же внезапно, как и появился.

Кулик вернулась за лопатой, но вытащить так и не смогла. В сердцах плюнув на инструмент, Марина Васильевна раненым зверем ломанулась через кусты.

В автомобильчике, тесно прижавшись друг к другу, сидел промокший до нитки Евгений и с ним какой-то карапуз, явно еще дошколенок, тоже весь мокрый. У карапуза из носа стекали зеленые сопли.

Звон в голове тотчас прекратился. Марина твердо помнила, что этих двоих пять минут назад здесь не было, кроме того, пока она беседовала с восторженным типом, аллея просматривалась в оба конца, и по ней никто не шел. Откуда появились дети? И почему Евгений не в приюте?

– Как… Ты почему… Что вы здесь делаете в такую погоду? – Последний вопрос Марине Васильевне дался легче всего.

– Тебя ждем.

Исчерпывающий ответ – конкретный и по делу. Но и Марина Васильевна не вчера родилась, с толку ее сбить еще никому не удавалось.

– Вы лучше места не могли найти, чтобы меня подождать? Ты где вообще сейчас должен находиться?

– Дома…

– Ну так и иди домой.

– Но мы ведь тебя ждем.

Марина Васильевна решила, что с нее хватит, и решительно зашагала прочь, махнув рукой на детей. В конце концов, в приюте сами виноваты: прозевали подопечных – сами пускай и возвращают, а с нее никакого спроса. Конечно, придется позвонить в милицию, сообщить, где и когда видела сбежавших детей, но тащить этих цуциков домой, отогревать, кормить, одежду сушить, очередную “маму” выслушивать? – нет, увольте! А еще и собак погулять надо вывести. Дома вообще шаром покати, зачем отдала этому… как его, с неприличной фамилией?..

Полбатона колбасы съел! А хлеба сколько! И самой есть нечего, и кошкам, и собакам.

Но угнетало Марину Васильевну вовсе не плачевное состояние собственного бюджета. За спиной сквозь шум дождя частили две пары ног, и с каждым шагом избавиться от этого молчаливого конвоя становилось все проблематичнее.

В этот момент конвой прервал молчание:

– Ма, я устал.

Кулик, кляня судьбу, приказала себе не оглядываться.

Нытье продолжалось, хотя Евгений и уговаривал младшего партнера немного потерпеть, и даже сердито шикал на него. В конце концов жалобные просьбы переросли в громогласный рев, Марина не выдержала – и прибавила шагу.

– Мамочка! – орал карапуз. – Мамочка, устал! Мамочка, понеси!

Дудки, никого она не понесет, идите сами.

– И я вам не мамочка, – сурово бормотала Марина Васильевна. – И никому не мамочка.

Рев постепенно отдалялся, идти стало легче, злость даже согревала.

Нудный дождь, странные похороны, сбежавшие дети – все отступило,

Марина ощутила небывалый прилив сил. Она хозяйка своей жизни. Никто не может заставить ее сделать то и не делать этого – ни соседи, ни родители, ни приблудная ребятня. Можете идти на все четыре стороны!

Прилив сил оказался кратковременным. Не успела она выйти из парка и перейти улицу, как захлестнувшая ее волна эйфории схлынула, и Марина