Жестокая экономика. 37 невыученных уроков

Убедить имперским чиновникам в этом, однако, удалось лишь себя – потому что, как оказалось, не существовало никаких сил, которые способны были предотвратить парад суверенитетов, начавшийся в 1918 году. Многочисленные «а что было бы, если бы…» сопровождают тему распада крупнейшего государства Европы и по сей день. И в самом деле, тема для обсуждения довольно любопытная, хотя бы по той причине, что еще в начале ХХ века перспективы австро-венгерского государства, даже с учетом более скромных темпов роста по сравнению с ведущими экономиками мира, вовсе не выглядели катастрофическими. Но множество мелочей, не совсем очевидных, червячками подтачивали некогда величественную империю.

Будучи самым большим государством Европы XIX века (более 50 млн населения), Габсбурги, в силу присущей монархии инертности, не спешили с реформами в экономике, что сильно тормозило индустриальное развитие страны. Относительно поздно, по европейским меркам, отменив крепостное право (1853), правительство «недокрутило» земельные реформы, оставив крестьян, по сути, без земли, – в итоге страна получила мощный отток переселенцев, в первую очередь из тех районов, где малоземелье было особенно чувствительно. Так, из одной Галиции (область в Восточной Европе, в настоящее время входит в состав Украины и частично Польши) ежегодно уезжало несколько тысяч семей (в 90-е годы – около 17 тысяч в год), а за одно предвоенное десятилетие в США уехало около 2 млн. подданных императора

Несмотря на развитое сельское хозяйство Венгрии (которая, образно говоря, кормила империю в те годы), зерно приходилось закупать в Румынии и России – собственные крупные помещичьи хозяйства были малоэффективны, а мелкие не могли прокормить даже их владельцев. Отчасти обнищание земледельцев могло бы дать приток рабочих рук в промышленность, в которую, учитывая низкую стоимость и обилие трудовых ресурсов, начали вкладывать деньги немцы и французы (в относительно небольших масштабах), но промышленного взрыва не случилось, и флагманы индустриализации не сильно нуждались в притоке рабочих в объемах, которые могло им дать обнищание крестьян.

Проблемой была именно нехватка капиталов: в той же Галиции добыча нефти (Австро-Венгрия перед Первой мировой занимала 4-е место в мире по добыче нефти) не стала новой точкой приложения сил для освободившихся трудовых ресурсов – добыча велась хищнически, без применения промышленных механизмов и наработанных уже тогда приемов разработки, что в итоге привело к быстрому истощению пластов и сильно усложнило развитие промысла. При этом создавались промышленные гиганты и «бренды на все времена», вроде чешских «Шкода», «Татра», «Батя», австрийских «Альпина-Монтан», «Манлихера», «Сваровски», «Фишер», венгерских «Икарус», «Гедеон Рихтер» или «Глобус». Именно в Австрии нашли самый благодатный отклик идеи банковской кооперации, и банк, созданный одним из самых известных пропагандистов кооперации, немцем Фридрихом Райффайзеном, обрел там свой настоящий дом.

Императорский двор, однако, проводил максимально консервативную, последовательно протекционистскую экономическую политику. «Благодаря» этому промышленные товары, в первую очередь продукция машиностроения и металлообработки, зачастую стоили в 2–3 раза дороже импортных и были неконкурентоспособны на мировой арене. Показательно, что когда концерн «Шкода» умудрился выиграть большой контракт на поставку оружия в Китай, у него образовались убытки, которые покрывались казной.

Австро-венгерская легкая промышленность меж тем оказалась весьма востребована за рубежом – обувная фабрика «Батя» быстро стала, как тогда говорили, «панъевропейским» гигантом, обувь под этой маркой продавалась от Владивостока до Лиссабона, экспортировалась в Америку и Японию. Закрепилась и марка «Богемский хрусталь», чему в значительной степени способствовало изобретение основателем фирмы «Сваровски» электрического станка для обработки стекла, быстро прижившегося и в Чехии. В те же годы австрийцы, чехи и словаки начали «пивную экспансию», строя пивзаводы по всему миру. Мода на токайские вина также появилась во времена Австро-Венгрии. Но несмотря на политику жесточайшего меркантилизма, которую можно выразить фразой «золото не должно уходить за рубеж», имперская казна находилась в постоянном дефиците.

Суммы, которые тратила империя на содержание двора, армии, чиновников и госслужащих (10 % всех занятых), не покрывались собираемыми налогами, постоянные войны или военные операции (куда отнесем аннексии многих территорий Европы и бесконечные подавления восстаний) истощали и без того не богатую казну. Политика протекционизма препятствовала притоку в страну иностранного капитала, и успехи отдельных предприятий случались не благодаря, а вопреки политике двора и правительства.