Жестокая гвардия неба

Рядом на циновке располагалась массивная ступка белого металла с тонкой вязью индийского орнамента. Наполовину сгоревшая ароматическая палочка осыпалась горкой пепла, распространяя сладко-пряные запахи благовоний. Сандал. Лаванда. Иланг-Иланг.

Стены помещения были разрисованы большими и весьма странными рисунками. Какая-то чуждая взгляду европейца геометрия. Символ иной цивилизации. Игра красок и линий, откровенный признак того, что бесконечность и вечность существуют и что они прекрасны.

– Это янтры, – пояснила Фэй, отследив взгляд Тибора. – Сиддх говорил, если хотя бы полчаса в сутки смотреть на любую из них, отбросив абсолютно все мысли, янтра войдет в тебя. И ты станешь ее частью. Важно выбрать правильную янтру. Считается, что если человек мысленно поместит себя в центр рисунка, то он постигнет единство со Вселенной. Кстати, это станет частью твоих ежедневных занятий.

Тибор молчал. Все эти индусские штучки он видел и раньше, но всегда считал их просто экзотичным, очаровательным искусством, а вовсе не наукой, которую ему придется изучать.

Никакой мебели. Никакой столовой утвари. Из одежды на обитателе комнаты только долгополая белая рубаха, скрывающая тело. Вокруг левого запястья обвилась нить с нанизанными коричневыми зернами.

– Малы, – с ударением на первый слог пояснила Фэй, – индусские четки. Другое название – гирлянда Джаппы. Сделаны из семян рудракши, дерева, которое растет лишь в долине рек Инд и Ганг.

«Требуйте оригинал, остерегайтесь подделок!» – подумалось Тибору.

Комната не имела ни выключателей, ни ламп. Освещение производилось при помощи колодца, прорубленного под углом в сорок пять градусов сквозь пятиметровую скалу. Дневной свет попадал в зеркало выпуклой формы. Это зеркало превращало световой луч в мягкое сияние, плещущееся по всей комнате. Этим же путем горный воздух наполнял комнату свежестью и холодом. Вот только Сиддху до этого не было абсолютно никакого дела. Потому что следующей странной и совершенно невероятной вещью было то, что он висел в воздухе, примерно в тридцати сантиметрах над циновкой.

– Да-да, – улыбнулась Фэй, перехватив недоуменный взгляд Тибора. – Я тоже вначале думала, что это фокус или обман зрения. Можешь подойти и проверить. Например, поводить рукой. Знал бы ты, сколько рук проделало такую проверку.

– Я верю. – Тибор выходил из прострации медленно, хотя ощущение нереальности его не покидало. – Верю…

– Потому что сам обладаешь волшебным даром? Нет уж, проверяй. Это нужно, Тибор. Всем нужно. Ты же сумел убедить тех, кто сомневался в твоих талантах? Лучше сделать и убедиться, чем не сделать и сомневаться всю жизнь.

– Он проснется, – неуверенно протянул Тибор, понимая правоту Фэй.

– Не раньше, чем догорит ароматическая палочка. Он зажигает их не ради каких-то обрядов и запахов, а только чтобы мы знали, что он в отключке. Летает в облаках. Как он сам называет, ищет светлый путь иллюзий в темном царстве реальности. Сейчас рядом с ним можно хоть из пушки стрелять.

– Пробовали? – съехидничал Тибор.

Понимание, что Сиддх, как и он сам, является частью эксперимента, почему-то показалось возмутительным. Странная, глупая, злая мысль. Чужая.

Впрочем, он уже понимал, в каких случаях на него накатывает агрессия и смутное желание разрушения.

– Из пушки – нет…

Фэй вскинула на него взгляд, почувствовав перемену. А в следующую секунду Тибор, с какой-то потусторонней отрешенностью, будто на небесных учениях, проходящих во снах, взмахнул рукой на уроне пояса.

Ему вспомнился эпизод из собственного сна. Он, один из огненных коконов, летел вместе с другими небесными воинами сквозь ночь над Апеннинским полуостровом. Перепрыгивая через цепочки холмов, проносясь над реками, они пытались обнаружить небольшую группу людей, упрямо ползущих к какой-то неведомой цели, скрывающихся от небесного гнева. Вспомнил, как беглецы добрались до небольшого поселка и спустились вместе с его обитателями куда-то под землю. Как несколько коконов в бешенстве хлестали по высокому кургану. И там, у самого его подножия, прижалась к скошенному склону каменная хибарка с большим загоном и колодезным срубом во дворе. Рядом с хибарой брел человек. Пастух. За ним неспешно шло стадо коз. Животные были табу для коконов с самого начала, но теперь почему-то нельзя было трогать и пастуха, бредущего по равнине теми тропами, которыми другие пастухи ходили до него сотни и тысячи лет назад. Тибор чувствовал, что пастуху ничто не угрожает. Чувствовал, что тот человек, шагающий внизу, любит своих коз, любит запах сыра и травы. В нем живет наивная, простая любовь и не было зла.

И потому небо его простило.

* * *

Просвет между Сиддхом и полом забила сиреневая ослепительная накипь. Запахи благовоний мгновенно сменились запахом озона, щиплющим слизистую носа до ощущения, что вот-вот пойдет кровь. Потом из этого сгустка поднялись полупрозрачные лепестки. Они тоже полыхали сиреневым цветом. Лепестки сомкнулись над головой Сиддха. Сквозь переливчатую, завораживающе-устрашающую пелену было отчетливо видно, что ни единая морщинка не шелохнулась на лице спящего.