Жестокая красота

— Отлично, — сказала я. — Но я беспокоюсь за Зака и Райана. Как они справятся?

— Полагаю, что ребята носятся по лабиринту взад и вперед. Пусть повеселятся.

Я усмехнулась.

— Что? — спросил Дэниел.

— Чувствую себя мамашей, а ты ведешь себя как папаша. По сути, мы таковыми и являемся. Мы — их альфы, и наши мальчики кинулись убивать демонов, вместо того чтобы делать уроки.

— А ведь это проблема, верно? — прошептал Дэниел и опустил взгляд на меч, засунутый за ремень.

Я не ожидала, что после шума и гама вечеринки вокруг может стоять такая торжественная тишина. Мы в молчании дошли до «Короллы».

— Я потрясен твоим самоконтролем, — признался Дэниел, открывая мне дверцу. — Ты была настолько уравновешенной!

— Еще бы.

Сняв кулон, я погладила лунный камень и передала его Дэниелу.

— Между прочим, за все сражение я ни разу не слышала голоса волка, — заметила я.

А про себя я подумала, что он прозвучал лишь раз, когда я не могла решить, что делать с Толботом. Похоже, что мне стало легче заглушать его после моей молитвы в больничной часовне.

Дэниел захлопнул дверцу и сел на водительское сиденье.

— А ты? Ты в порядке? — поинтересовалась я.

— Не знаю.

— Ты потрясающе дрался в лабиринте. Я серьезно. Просто невероятно! — Я пихнула его пальцем в бок. — Даже с больной рукой! И ты утверждаешь, что ты — не герой? Ты внушал стае благоговейный трепет.

— Я не чувствую себя таковым, — ответил он, крепко сжал руль и выехал с парковки. — Я — чудовище.

— Ты. Не. Чудовище. Сегодня мы спасли много жизней. А для меня в этом и заключается определение героя.

— Но каким образом я действовал? — воскликнул Дэниел и я увидела, как у него на шее запульсировала жилка. — Я убивал. Ненавижу это. Хотя я и изменился, но остаюсь Псом Смерти. Вот чем я занимаюсь на самом деле: лишаю других жизни.

Я откинула голову на спинку. Меня озадачили его слова. Он произнес их с огромным отчаянием и презрением, что причинило мне острую боль.

«Королла» покатила по старой грунтовой дороге — прочь от «Фрайтмар Фармз». Я уповала на то, что вижу эти места в последний раз. На перекрестке Дэниел затормозил на красный сигнал светофора и включил левый поворотник. Стрелки на дорожном щите указывали в три стороны: в Роуз-Крест, в Эппл-Велли и в город. Я невольно подумала о папе. Из-за суматохи, связанной с возвращением Дэниела и вестью о трансформации Пита, я не навещала его сегодня. Но он до сих пор лежит на больничной койке!.. Эта мысль была для меня невыносимой.

И вдруг меня озарило.

— Ты ошибаешься насчет себя, Дэниел. И я тебе это докажу. Поворачивай направо.

— Зачем?

— Мы едем в больницу.

Дэниел покосился на меня, но послушался.

— Ты скоро сам поймешь, кем ты являешься в действительности.

Наш час настал. Пусть раньше у меня многое не получалось, но теперь мы с Дэниелом, взявшись за руки, сможем совершить то, что нам суждено. Вместе.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ ДАРЫ СЕРДЦА

В больнице, примерно половина третьего ночи.

Я достала из багажника повседневную одежду, которую мы сняли, когда облачались в костюмы в доме Эйприл. Пока я возилась со своей рубашкой на заднем сиденье машины, я радовалась своей находчивости. Во-первых, мы бы не прорвались через пост медсестер в столь поздний час, если бы выглядели как парочка эмо-бандитов. Кроме того, мне не хотелось, чтобы папа увидел меня в таком наряде — тогда у него наверняка остановилось бы сердце. А я уже по горло сыта больницей.

Увы, мне не помог облик девочки-паиньки. Посетителей пускали в отделение интенсивной терапии по ночам, но это не меняло того факта, что я была несовершеннолетней и, следовательно, не имела права после наступления темноты приходить сюда без сопровождающих. Вот о чем мне сурово напомнила медсестра из приемного отделения.

— Но моему другу исполнилось восемнадцать, — пробормотала я. — Он может считаться моим сопровождающим, правда? Мы не собираемся оставаться здесь на целую ночь. Дайте нам двадцать минут. Больше и не надо. — Я изобразила на лице величайшую грусть и пожалела о том, что не умею плакать по заказу. — Мне очень нужно увидеть папу. Ну, пожалуйста!

Сестра оставалась твердой как скала.

— К пациентам допускаются только родственники.

— Навестим его утром? — еле слышно прошептал Дэниел.

Я помотала головой. Я опасалась, что позже я растеряю свою храбрость. Значит, откладывать нельзя.

Я схватила Дэниела за локоть.

— Но он — мой жених, — заявила я. — Я читала ваши правила посещения. Такие люди допускаются.

Дэниел молча уставился на меня. Его глаза расширились от удивления. Или от шока. Потом он отвел взгляд.

Мое сердце упало. Значит, он действительно не помнит, что произошло?

Я стиснула его руку, намекая на то, чтобы он подыграл мне. Он ответил на мое пожатие.

— Понимаете, — начал Дэниел, покачиваясь с пятки на носок и обратно, — мы здесь, чтобы сообщить мистеру Дивайну добрую весть. И хотим, чтобы он первым услышал ее, когда очнется. Ну, или вторым, потому что вы уже в курсе.