Жестокая любовь мажора (СИ)

Кирюша просится с рук, и я опускаю его на пол, наблюдая, как он быстро топает обратно к столу с красками.

— Он сам, что ли, выбрался? Такого никогда раньше не было…

— Да так уж и сам, — усмехается баба Люся, зачем-то плюет на подошву утюга и принимается гладить. — Папашка ваш решил дать тебе поспать.

Глаза округляются.

— Илай?

Баба Люся дергает головой и хмыкает.

— А у тебя их много?

— Нет, конечно…

— Я на кухню пошла, часов пять утра было, а он с ним следом за мной выскочил, — смеется. — Видела бы ты его. Кирюша заплаканный, а этот перепуганный весь, говорит: плачет чегой-то. Ой, не могу я с вас, молодежь. Я ему: плачет, потому что голодный. Так пока Илай с ним возился, Кирюша и обсикал батьку-то своего, — на последних словах она начинает хохотать, отставив утюг в сторону.

Моя грудь вздымается от нервного смешка, и я падаю в кресло.

— Ой, немного, конечно, бестолковые вы, ребята, но, а в общем, очень даже хорошие.

Баба Люся шаркает тапочками и садится в соседнее кресло, треплет Кирюшу за волоски, а у самой слезы стоят в глазах.

— Баб Люсь, а вы-то чего?

Она прижимает платок к носу и машет рукой.

— Ой, да ну вас. Ясно же, что скоро съедете, и останется бабка Люся одна. Без такого сладкого мальчишки.

Она снова машет рукой и прячет лицо в платке. Ее плечи содрогаются от беззвучного плача, и мое сердце покрывается трещинками.

Я поджимаю губы от внезапного порыва расплакаться вместе с ней. Пересаживаюсь на подлокотник кресла и крепко обнимаю ее.

— Куда же мы без вас, баб Люсь, — голос искажен от эмоций. — Вы ж столько для нас сделали. Не уедем мы от вас…

— Ага. Ишь че удумала. У вас все налаживается, а я позволю тебе плесенью покрываться в этой убогой дыре? Ну нет уж, милая моя, — баба Люся выпрямляется, и я чуть отстраняюсь. — Я, конечно, пореву, но ничего со мной не станется. Привыкну. В конце концов, в гости наведываться будете. В жизни ведь главное — уметь вовремя отпустить. И неважно — хорошее это или плохое.

Я снова обнимаю старушку и прислоняюсь своей головой к ее.

Вздыхаю.

— Рано вы нас прогоняете, баб Люсь. Еще ничего не понятно, нужны ли мы нашему папашке.

Баба Люся находит мою руку и похлопывает по ней своей морщинистой ладонью.

— Понятное дело — нужны. Всамделишное… оно ведь сразу чувствуется. А у вас все ой какое всамделишное. Только научитесь слышать друг друга и уступать. А со временем, глядишь, и сестренку Кирюшке подарите. Даст бог, доживу до этого.

— Баб Люсь, ну что вы такое говорите… — я ободряюще тормошу ее за плечо. — Вы еще на Кирюшкиной свадьбе погуляете.

Она усмехается, поглаживая мою руку, пока мы обе наблюдаем за Кирюшей, а я мысленно то и дело возвращаюсь к словам бабы Люси и Илаю. Может, и правда… на этот раз у нас все по-настоящему?

Глава 40

Я помогаю бабе Люсе догладить и разложить белье по местам, когда в дверь резко тарабанят, так что мы едва не подпрыгиваем.

— Господь всемогущий, что сегодня за день-то такой? — ругается старушка, а я, потрепав насторожившегося Кирюшу по макушке, спешу посмотреть, кто там.

— Твою мать! Самойлова! — встречает меня облегченный вздох подруги, как только я распахиваю дверь, но ее облегчение быстро сменяется гневом: — Я ужасно волновалась за тебя! Что с твоим телефоном?

Она окидывает меня беглым взглядом с ног до головы, будто пытается убедиться, что со мной все действительно нормально.

— Ле-е-ен… — я приподнимаю брови, — с тобой все нормально?

Она выглядит обескураженной, с растрепанными волосами и раскрасневшимися щеками, будто бежала сюда из центра на своих двоих. Но смотрится все равно круто: розовые бойфренды и топ с длинными рукавами и надписью, конечно, незацензуренной:

«Заебана, но не сломлена».

— Да. А что насчет тебя? Я… — она нервно вскидывает руки. — Я думала ты позвонишь, — шипит шепотом, — так мало того, что ты этого не сделала, еще и трубки не берешь. Здрасте, баб Люсь! — выкрикивает она, вытянув шею.

— Здравствуй, Ленуся, здравствуй. Проходи, чаво ты в дверях застряла?

— Ага, сейчас кое-что улажу и загляну обязательно! — она хватает меня за руку и выдергивает в коридор, а потом отклоняется назад, как Нео в «Матрице», и салютует:

— Царевич, приветули! Ван момент — и я вся твоя.

Кирюша верещит, увидев свою любимку, но она уже тащит меня в комнату.

Я в полнейшем непонимании закрываю за нами дверь, и только тогда Лена отпускает меня и впивается кричащим взглядом: «А ты не оборзела?»

— Может, ты уже объяснишь? — я вопрошающе развожу руками, едва сдерживая смех. — В чем дело-то?

Лена прерывисто втягивает носом воздух, складывает на груди руки и дергает коленом.

— Ну… Я… Вообще-то, я думала это ты мне объяснишь, в чем дело и почему я не в курсе ваших… телодвижений.

Я усмехаюсь, поджимая нижнюю губу и кивая.

— Что ты подразумеваешь под «ваших телодвижений»?

— Ах, прекрасно. Просто прекрасно, — она хлопает ладонями себя по бедрам и, нахмурившись, смотрит на меня. — Ты будешь и дальше делать вид, что вчера у вас с Илаем не было свидания?

Я открываю рот и из него вырывается искренний звук удивления.

— Эм-м… а можно поинтересоваться из какого источника ты об этом узнала?