Жестокая ложь

Тихо плача, Селеста не замечала взглядов, которыми обменивались ее мать и сестра. Она не понимала, что ее близкие считают: пришло время успокоиться и жить дальше. В отличие от них, Селеста не обладала сильным характером. Она никогда не сможет забыть Кевина Брайанта с разнесенной выстрелом головой. Его кровь образовала на цементном полу лужу, формой напоминающую сердечко. В тысячный раз Селеста думала о его жене и детях. Как они это переживут? Жена и четверо детей… Все говорили, что жена Кевина Брайанта — милая женщина. Почему милые люди страдают первыми?

Габби пыталась вытереть бегущие по щекам Селесты слезы, как вдруг почувствовала, что ее поднимают с колен тети. Бабушка собиралась вернуться с внуками к себе домой, но Габби хотелось остаться здесь, с тетей. Джеймс-младший тоже не хотел уезжать и, как обычно, начал капризничать. На этот раз мама не вышла из себя и не стала кричать на братика. Сейчас мама вела себя очень приветливо, и ее в шутку называли Брахмой. Габби не знала, что это такое, но понимала, что слово означает что-то хорошее. Впрочем, девочка не стала спорить, когда бабушка Мэри надела на нее пальто, и вместе с хнычущим братом нехотя отправилась с ней домой. В конце концов, она — ребенок, а дети делают то, что им говорят взрослые, даже тогда, когда это расходится с их желаниями.

Глава 36

— Перестань, Селеста! Ты должна хотя бы взглянуть на наш новый дом!

Голос Джонни звучал мягко, но в нем угадывались скрытые металлические нотки, не укрывшиеся от внимания присутствующих. Мужчина перестал «умасливать» жену еще несколько недель назад. С каждым днем в его поведении все больше проявлялось растущее раздражение, но Селеста, во многих отношениях человек слабый и податливый, проявила алмазную твердость в нежелании покидать дом старшей сестры. Она не выходила за его порог с той роковой ночи, когда ее привезли сюда после убийства Брайанта.

Джимми Тейлор искренне жалел свояченицу и понимал, что настаивать все равно бесполезно. Впрочем, в глубине души он желал, чтобы Селеста наконец-то съехала от них. Со времени убийства прошло уже почти три месяца, и Джимми, хотя и не осмеливался произносить это вслух, хотел вернуть свою прежнюю жизнь.

— Лучше поезжай ты, Синтия, — сказала младшая сестра. — Посмотри, а потом расскажешь мне.

Синтия взглянула на мужа и пожала плечами.

— Мое мнение не имеет значения. Куда важнее, сестренка, понравится ли он тебе.

— Нет, Синтия. Поезжай, а я останусь с детьми и Джимми. Джимми! Ты ведь побудешь со мной?

Она не хотела оставаться одна.

Синтия вышла в коридор. Джонни последовал за ней.

— Давай все-таки съездим, — предложила она. — После я опишу, как там чудесно, и, думаю, уговорю Селесту поехать вместе со мной завтра.

Джонни взглянул в ее глаза и прочитал в них полное понимание. Нет, они не будут шататься по дому, а займутся чем-нибудь более интересным… Он почувствовал возбуждение и с удивлением подумал, как же изменчивы вкусы мужчины.

— Как хочешь, — бесстрастным голосом ответил он.

Если бы кто его слышал, ни за что не догадался бы, какая буря неистовствует в его душе.

Синтия смаковала предстоящее. Она знала, что вскоре случится то, что должно случиться.

— Я только приведу себя в порядок и переоденусь.

Джонни кивнул, больше не доверяя собственному голосу.

Через полчаса они лежали голые и потные, осмысливая неожиданно открывшуюся обоим истину: никто не сможет заполнить зияющую в них пустоту, кроме них самих.

— Расскажи, Синтия, что ты чувствовала, когда его убивала.

Она покусывала его за плечо и нашептывала на ухо какие-то пошлости. Джонни Паркер впервые за много лет почувствовал, что ему по-настоящему хорошо. То, что он изменяет жене, любви всей своей жизни, как он любил выражаться, совсем его не тревожило. Каждый раз, любуясь полной грудью и длинными ногами Синтии, Джонни представлял, как она склоняется над Кевином Брайантом и делает контрольный выстрел ему в голову. Ни одна другая женщина не способна на такое. Они оба знали об этом. Это был союз, заключенный в аду.

Глава 37

— Там красиво, Селеста! Клянусь, тебе там очень понравится.

В словах Синтии чувствовалась искренняя теплота и забота о сестре, и это не укрылось от внимания присутствующих. Даже Джек Каллахан начал лучше думать о своей странной дочери. Новый дом Джонни и Селесты выглядел как настоящий особняк, но вместо желчи и зависти, которые в прежние времена снедали бы Синтию, она, как ни странно, казалось, искренне радовалось за сестру.

— Конечно, понравится, Синтия.

Слова Селесты не отличались искренностью, но близкие решили сделать вид, что не замечают этого.