Я не могу понять, кто виновен в перемене его настроения – я или моя мать, но все равно проглатываю комок, внезапно образовавшийся в горле. Этот мужчина мне не нравится. Вот уже шесть месяцев, а на деле все семь, как его образ, сравнимый только с Бугименом [22], не покидает моего сознания. Этот человек способен погубить меня как в финансовой, так и в социальной сфере, и я не сомневаюсь, что одного его приказа будет достаточно, дабы ни одна балетная труппа не заключила со мной контракта. Ведь в его распоряжении находятся необходимые ресурсы и стимул это сделать.
– Мисс Рис, – произносит сенатор, и когда наши взгляды встречаются, во мне просыпается стыд.
Интересно, своим взглядом он молча намекает мне на отношения с его сыном?
Не знаю точно почему, но эта мысль успокаивает меня и утешает.
Видимо, мама думает, что он обращается к ней, так как делает шаг вперед, будто нам оказывают теплый прием. Произнесенная им, наша фамилия кажется ей тем самым ожидаемым сигналом, который заставляет ее верить в благоприятный исход ситуации.
Чем бы это ни обернулось для меня.
– Джеймс, – приветствует она его, и я вздрагиваю.
Взгляд сенатора переходит с моего лица на руку мамы, которой она держит меня за запястье, и, скривив губы, он поворачивается к своим друзьям.
– Не оставите ли вы нас на минутку?
Несмотря на любопытство, с которым они смотрят на нас, все тут же кивают и отходят, а я наблюдаю за тем, как они занимают свои кресла.
– Ли, – обращается к матери сенатор, приподняв бровь. – Я думал, что мы с тобой нашли взаимопонимание.
– Я тоже так думала, – шипит она.
– Ну что ж, – улыбается он. – Похоже, твоя дочь не в курсе наших дел.
– Каких дел? – Я перевожу взгляд с мамы на отца Грейсона. – Что она сделала?
Сенатор ухмыляется, и я замечаю, что, несмотря на появившийся блеск в глазах этого мужчины, выражение его лица не дрогнуло. Скорее всего, он думает о том, что завоевал еще шахматную фигуру и разделил еще одну семью.
Но нас разделили секреты.
– Дорогая…
– Твоей матери, – перебивает ее сенатор, – платят за то, чтобы она держала свой рот на замке.
Я вырываю руку из ее хватки и, пошатываясь, отхожу в сторону, но мама быстро реагирует и, как змея, кидается ко мне, цепляясь за мое плечо.
– Сейчас не время устраивать сцены, дорогая, – говорит она, притягивая меня к себе.
– Что ты сделала? – шепчу я, и она слегка встряхивает меня, а затем бросает взгляд через плечо на друзей сенатора.
Мама снова улыбается, будто все совершенно в порядке, но это далеко не так.
– Вот только выплаты внезапно прекратились, не так ли? – Сенатор Деверо наклоняет голову. – В целом вы получили от нас уже приличную сумму, и мне жаль, что наше сотрудничество подошло к концу.
– Простите? – Моя мать удивленно открывает рот.
– Из-за статей, которые вы продолжаете писать, – он вздыхает и смотрит на лед.
Я понимаю, что этот беглый взгляд – просто видимость. Притворный интерес к жизни своего сына.
– Это начинает надоедать мне, Ли. Твои отчаянные попытки выжать из меня побольше денег.
– Я ничего такого не делала, – шипит она. – И…
– А твоя дочь, похоже, не может держаться подальше от Грейсона. – Он снова наклоняет голову, но при этом все так же продолжает смотреть сверху вниз.
Должно быть, Грейсон унаследовал свой рост от него. Конечно, кроме роста я замечаю и другие сходства, но даже когда Грейсон проявлял жестокость, я никогда не видела на его лице такой усмешки.
– Ты помнишь, что мой сын тоже был частью нашего соглашения?
– Скажи мне, что это неправда! – восклицает мама, поворачиваясь ко мне, и настает моя очередь фыркать.
– Скажи мне, почему я должна выполнять соглашение, в заключении которого не участвовала?
– Нет, ты согласилась держаться подальше от моего сына, – грубо бросает сенатор, словно его самообладание находится на грани срыва.
– Кто-то должен был сказать ему об этом, – бормочу я.
Я никак не могу понять, что случилось с моей матерью. У нее была работа, дом, светская жизнь, друзья, муж и ребенок. Я не до конца понимала, как потрясла ее смерть мужа, но, видимо, после этого трагичного события она больше не могла держать себя в руках.
Внезапно я хватаю маму за руку и оттаскиваю на несколько шагов назад.
– Пойдем, мам, – говорю я. – Тебе не нужны его деньги.
Но вместо того, чтобы послушаться, моя мать начинает громко смеяться, и этот смех привлекает внимание друзей сенатора. В ответ тот качает головой.
– Она не в себе, – говорит он, не пытаясь понизить голос. – Она брала у меня деньги, чтобы покупать на них таблетки, которые тебе давали в больнице. Или ты не замечала, что баночки с лекарствами заканчиваются быстрее, чем должны?
Я ахаю.
– Я никогда их не принимала, – шепчу я, смотря на мать в попытке понять, говорит ли он правду.