Жестокая память. Нацистский рейх в восприятии немцев второй половины XX и начала XXI века

В августе 1944 г. в промышленности на территории рейха было занято более 8 млн иностранных рабов. Из оккупированных территорий Советского Союза в Германию было депортировано 2,8 млн гражданских лиц (большей частью молодых женщин), создано более 20 тысяч лагерей для остарбайтеров, только в Берлине — около 300. Формировались лагеря, где содержались русские, белорусские и украинские дети в возрасте от 4 до 15 лет. Официально установленный рацион — полтора литра брюквенной баланды и 300 г хлеба в день. Гибель людей была повсеместной. Для лечения остарбайтеров запрещалось применять какие-либо медикаменты.

«Незнание этих фактов, — отмечали организаторы конкурса, — присуще как школьникам, так и их учителям, равно как и педагогам, излагающим в университетах современную историю. Речь шла о миллионах иностранцев, которых немцы лишали свободы, угнетали и избивали, а в сотнях тысяч случаев убивали. Вплоть до конкурса школьных сочинений об этом знала только небольшая горстка специалистов»[714].

Гимназисты из Виллинген-Швеннингена (Баден-Вюртемберг) были уверены: «Прежде всего мы стремились сохранить память о пленных и остарбайтерах, которые, как и другие группы жертв, постепенно оказались забытыми»[715]. Сестры Анне-Катрин и Надин Сарлетт из гимназии в Гладбеке (Северный Рейн-Вестфалия) были уверены: «Темы, которые долгое время наглухо замалчивались и не были известны общественности, — именно такие темы нужно разрабатывать, вырывать из забвения». И далее — о своем ощущении горькой несправедливости: «Мы хорошо знаем, как нацисты обращались с иностранными рабочими. Тем более постыдно, что их мучители получают пенсии куда выше, чем жертвы»[716].

В текстах конкурсных работ 1982–1983 гг. предельно четко отразилось охватившее школьников смешанное чувство негодования и изумления. «Моя идиллическая родная деревня вдруг стала для меня чужой и страшной»[717], — сокрушался Кристиан Минкус, выпускник школы поселка Йарцт, расположенного в окрестностях Дахау. «До сих пор, — писали ученицы гимназии города Крефельд (Рурская область), — мы не слышали ни единого слова о людях, которые в течение пяти лет в значительной степени определяли лицо нашего города… Забыта судьба более чем десяти миллионов иностранцев, которые во время войны по преимуществу насильно были привезены в Германию»[718]. Еще одно типичное высказывание: «Мы были крайне удивлены, узнав, что наш городок Твист со всех сторон был окружен лагерями военнопленных. Мы стали исследователями почти что забытых событий Второй мировой войны» [719] (совместная работа учеников 9-го класса). Информационный листок поселка Фрицлар в Гессене цитировал премированную конкурсную работу, выполненную учениками 12-го класса: «Это происходило не только в Освенциме, в Берген-Бельзене или в других отдаленных лагерях, но у нас, в наших селах, в соседнем шталаге… Еще живы свидетели, еще живы жертвы»[720].

Определяющим в десятках работ стало чувство милосердия, обращенное к жертвам нацистского режима: «Одетые в рубища, с ногами, обмотанными тряпками, они были вынуждены исполнять тяжкую работу. Некоторые были лишены сил, они падали и умирали… Тот, кто видел, как люди (“недочеловеки” — так называли их нацисты) мертвыми вываливались из вагонов на железнодорожной станции, кто наблюдал, как пленные тащили на тележках трупы своих товарищей, тот, кто издалека следил за тем, как охранники заставляли вконец истощенных людей выполнять норму, — тот не может рассказывать об этом без содрогания»[721].

Анна Мирсва и Биргит Кюль, гимназисты из Марля в Рурской области, писали, основываясь на свидетельствах очевидцев: «Тогдашние жители Рёмерштрассе каждое утро перед началом утренней смены на шахте могли слышать стук деревянных башмаков по замощенной булыжником улице. Русские шли по десять человек в ряд, занимая все пространство улицы». Немцы старшего поколения хорошо запомнили русские слова «раз-два-три», «давай-давай», «миска», «махорка», «хлеб»… В работе приводится выдержка из письма бывшего советского пленного: «Было очень тяжело: голод, болезни, ужасные условия труда, побои. Дважды в неделю — во вторник и в четверг — мы провожали из нашего лагеря колонны больных, уже не способных к труду людей. Они направлялись в лагеря уничтожения. За два года состав нашего лагеря, насчитывавшего около двух тысяч человек, сменился трижды»[722].