Но идеологическая ситуация в послевоенной Западной Германии развивалась в противоположном направлении. «Можно ли действительно сказать, — вопрошал Видер, — что дискуссия вокруг сталинградских событий и порожденных ими проблем дала плодотворные результаты?». Атмосфера холодной войны и ремилитаризации ФРГ влекла за собой «сытое равнодушие и пренебрежение к моральным и духовным ценностям». Видер подверг уничтожающей критике современную ему западногерманскую историографию сражения на Волге: «На первом плане всегда стоят лишь чисто военные события и результаты, а также явно продиктованное соображениями личного престижа стремление оправдаться, смыть с себя позор военного поражения и переложить всю вину на одного только могильщика Германии, который вовремя улизнул от земного суда»[336]
.В статье, опубликованной в начале 1963 г. в швейцарском (не в западногерманском!) военном журнале Ганс-Адольф Якобсен, бывший офицер вермахта, побывавший, как и Видер, в советском плену, утверждал, что в книге «Сталинград и ответственность солдата» содержится «блестящий анализ» истории и историографии сражения на Волге. Широко распространенный в ФРГ вывод о единоличной вине Гитлера за катастрофу являлся, по мнению Якобсена, «чересчур дешевым и чересчур упрощенным». Полностью сохраняют свое значение суждения автора о проблеме ответственности представителей нацистской военной и политической элиты за агонию 6-й армии: «Чем выше их чины, чем шире понимание общей ситуации, тем значительнее мера их ответственности».! Сталинградскую трагедию нельзя понять, убежден автор, вне ее взаимосвязи с войной против СССР, вне ее характера и способов ведения. Во время этой войны (он именует ее «раковой опухолью режима») «речь шла с самого начала не о высоких, благородных задачах, о коих лгали нацистские властители, но о необузданных, преступных целях»?)«Нельзя останавливаться на полпути, — указывал Якобсен, — надо набраться мужества для того, чтобы задавать нелегкие вопросы и получать нелегкие ответы»[337]
. Голоса Видера и Якобсена не были услышаны в тогдашней Западной Германии — ни историками, ни общественным мнением.Вальтер Гёрлиц, представлявший доминировавшее в 1950-е и 1960-е гт. консервативное направление исторической науки, на 90 страницах газеты «Die Welt» назвал книгу Видера «приговором судьи», направленным против «военнослужащих, находящихся на ответственных постах»[338]
. По существу, он действовал точно так же, как тогдашний генеральный инспектор (командующий) бундесвера (и бывший генерал вермахта) Фридрих Фёрч. В конце 1962 г. режиссером Клаусом Хубалеком была снята телеверсия известного романа Теодора Пливье «Сталинград», написанного по горячим следам событий и проникнутого правдой о войне. Премьера была назначена на вечер 31 января 1963 г., когда исполнялась двадцатая годовщина капитуляции Паулюса. Командование бундесвера объявило — точно в указанный в телепрограмме день и час! — боевую тревогу для всех военнослужащих. Фёрч, не ограничившись прямым запретом просмотра передачи, издал специальный приказ, в котором обрушивался на «пропагандистские тезисы коммунистической психологической войны», на «клику леваков, окопавшуюся на телевидении», выдвигая в качестве примера для подражания бессмысленное сопротивление окруженных под Сталинградом войск[339]. В тогдашней духовной ситуации этот скандальный эпизод остался практически незамеченным.О встрече с Иоахимом Видером, состоявшейся в 1970 г., когда тот, занимая пост вице-президента Международной ассоциации библиотечных работников, прибыл в Москву на очередную сессию ассоциации, рассказала преподаватель немецкого языка и переводчица, участница войны Татьяна Ступникова. Ее вывод однозначен: «Меня, эта книга поразила своей правдивостью, редко встречающейся в литературе о Второй мировой войне». И далее: ««Мы очень скоро обнаружили единство наших взглядов не только на проблему сотрудничества в области комплектования фондов научных библиотек, но и в оценке Сталинградской битвы… Нам очень помогла книга Видера, открывшая мне сокровенные мысли и чувства моего коллеги, бывшего офицера вермахта, к которому после ужаса и страданий пришло прозрение и вслед за ним покаяние»[340]
.В обстановке, когда определились контуры угроз для западногерманской демократии, вызвали значительный резонанс появившиеся практически одновременно (в 1966–1967 гг.) публицистические выступления ученых, обладавших мировым авторитетом в сфере гуманитарного знания, — философов Карла Ясперса и Теодора Адорно, психоаналитика Александра Мичерлиха. Люди, представлявшие цвет интеллигенции ФРГ, не страшились идти против течения, точно и глубоко осмысливали тревожную ситуацию в своей стране, указывали на антигуманную сущность фашистской диктатуры и на опасность ее забвения.