Антресоли были завалены всякой мурой — старыми книжками, давно позабытыми рубашками и куртками, запчастями от каких-то приемников… «И откуда здесь столько мусора? — с неудовольствием подумал Кирьянов. — Вроде сам я туда старые вещи не забрасываю. Как они там оказываются? Или к ним кто-то крылья приделывает?»
Минут пять Василий Максимович рылся в этом хламе, пока не откопал видеокамеру. Вид у нее был тоже заброшенный.
— Иди сюда, — сказал Кирьянов, выдергивая камеру из-под мотка каких-то дурацких, непонятно как здесь оказавшихся проводов.
Наконец можно было слезть с табуретки. Хотя?.. Главное-то Кирьянов как раз и не нашел! Кассеты с записями! Где они?
Еще минут пятнадцать Василий Максимович рылся на антресолях, пока не перерыл все. Кассет не было.
В последующие полчаса Кирьянов обшарил весь дом — все шкафы, тумбочки, полки… Кассет не было.
— Куда ж я их подевал? — изумленно спрашивал себя Кирьянов, задумчиво почесывая затылок, но не находил ответа.
В расстроенных чувствах Василий Максимович вновь уселся за стол и налил себе полстакана джина. Он пил не прерываясь, медленно, наслаждаясь каждым горьким глотком, бодряще обжигающим горло.
В голове вдруг мелькнуло как видение или сон — перед глазами всплыла картинка…
«— Что ты там все время снимаешь, Васек? — проговорил хрипловатый голос Короля.
И тут же перед внутренним взором Кирьянова появился сам Королев — хмельной, насмешливый, сидящий в окружении «опричников» и с сигареткой в углу сухого рта.
— Что снимаю? Да все! Чтобы было о чем вспомнить.
— Дай-ка мне твою игрушку.
Кирьянов протянул видеокамеру Королеву. Тот взял ее, повертел в руках:
— И что, действительно работает?
— Еще как! — сказал Кирьянов.
— А как посмотреть?
— Жми вот сюда… Давай я сам…
Василий Максимович проделал необходимые манипуляции, и на маленьком дисплее замаячили знакомые лица. Королев ощерился:
— Хорош, нечего сказать! Вот уж никогда не думал, что у меня такая глупая харя!
Кирьянов хихикнул и заметил:
— Это всегда так кажется, когда в первый раз на себя смотришь.
— Думаешь, ко второму разу я поумнею?
— Однозначно!
Король насмешливо покачал головой, затем вынул кассету и сказал:
— На сегодня съемка закончена. — Затем поманил Василия Максимовича пальцем и, когда тот наклонился, сказал ему на ухо: — В этом доме больше не снимай, о’кей?
— Как скажешь, — пьяно улыбнулся в ответ Кирьянов. — А с кассетой что сделаешь? Выкинешь, что ли?
— Зачем же? — Король усмехнулся. — Сохраню для истории.
С этими словами Королев встал, подумал и забросил кассету в ящик комода. Затем подмигнул Кирьянову и сказал:
— Вот тут она и будет лежать. Навечно. Вот так-то, братела».
Вот, значит, оно как. Кассета у Короля! Если, конечно, он до сих пор ее не выбросил. И если память не изменяет, это первая и последняя запись, сделанная в доме матери Короля. На других полковника Шаповалова точно нет.
Вспомнив эту историю, Василий Максимович приуныл.
«Ну и что теперь делать? — спросил он себя. — Пойти к Антонине Алексеевне и забрать пленку? Представляю себе этот номер!»
Кирьянов горько усмехнулся. Ситуация была безвыходной. Хотя… Тут Василий Максимович слегка воспрял духом.
— А почему бы, собственно, и нет? — сказал он вслух, и голос его прозвучал отчаянно смело.
Василий Максимович потянулся к бутылке, но вдруг отдернул и прошептал:
— На сегодня, пожалуй, хватит. И не только на сегодня.
Теперь ему нужен был трезвый и ясный ум, не омраченный алкогольными парами.
С трудом поднявшись с кресла, Кирьянов отправился на кухню — варить себе кофе.
Королева с удивлением воззрилась на Кирьянова.
— Здравствуйте, Антонина Алексеевна! — весело выпалил он.
— Вася? — прищурила она близорукие глаза. — Заходи.
Войдя в прихожую, Василий Максимович первым делом осведомился:
— Король дома?
Антонина Алексеевна покачала седой головой:
— Нет, Виталика нет. А что, разве он должен быть здесь?
— Не знаю, — пожал плечами Василий Максимович. — Я так просто зашел. Соскучился.
— Соскучился? — Антонина Алексеевна шутливо погрозила ему пальцем. — Уж не темнишь ли ты, Васенька?
— Что вы, Антонина Алексеевна. Разве я когда-нибудь темнил?
— Небось голодный, а в ресторан идти не хочется? Физиономия-то вон какая измученная и бледная.
Кирьянов засмеялся:
— Все-то вы видите!
— Ну проходи в гостиную.
Кирьянов прошел в гостиную. Обернулся — Королева шла за ним.
Они сели на диван. Антонина Алексеевна вздохнула и сказала:
— Ох, Вася… Горе-то какое.
— Вы это о чем?
— О Пете Бойкове. Как же это он так, а?
Кирьянов напустил на себя грустный вид, что было несложно, поскольку он и впрямь был расстроен, и ответил:
— Да уж, Антонина Алексеевна, и не говорите.
— А ведь казался хорошим мальчиком, — продолжала Королева сокрушенным голосом. — Серьезный, семейный, вдумчивый… Не то что мой Виталик. Уж сорок лет, а все как мотылек порхает. Ни жены, ни детей.
— Да, пора бы ему остепениться, — деловито заметил Кирьянов. — Сороковник — это уж возраст. Поневоле задумаешься.
— Да ты ведь и сам не женат?
— Нет, Антонина Алексеевна. Я пока в поиске.
Королева снова вздохнула: