Жестокая свадьба

— Хорошо, Даниял, — она только успела сказать, как из динамика снова зазвучал голос Рустама:

— Только в моем присутствии, Даниял, я не хочу, чтобы моя жена переволновалась. Сам знаешь, что это нежелательно.

Дан знал. Зарема была беременна вторым ребенком, переживания мужа о ее безопасности были понятны. И он не возражал.

Еще хотелось поговорить с отцом, но следовало подождать, пока его сердце не пришло в норму. По крайней мере, так говорили врачи. Но и это не давало возможности Даниялу получить прощение от своей жены.

Аверин ходил мрачнее тучи, а Дан не мог признаться самому себе — в глубине души он желает, чтобы это расследование длилось вечно, потому что сейчас в его жизни была цель — найти и наказать виновных. А что останется ему потом, когда те будут найдены и наказаны?

К сожалению, он слишком хорошо знал ответ — это пустота и боль. Непроходящая боль и ледяная пропасть, над которой стоять ему до конца своих дней.

…Сигнал вызова ворвался в сознание, выхватил из глубины и выбросил на поверхность. Дан совсем перестал спать ночами, засыпал лишь под утро, не столько даже засыпал, сколько забывался. Вот и сегодня он только-только уснул. И какая же сволочь трезвонит с самого утра? Впрочем, Дан и так знал, кто это, можно было даже не смотреть на экран.

— Баграев, ты что, спишь? Шутишь? Встал-оделся и дуй в больницу. Это срочно. Нет, с отцом твоим все хорошо. Так, ты меньше болтай, Баграев, быстрее чешись…

Даниял был готов через десять минут и даже успел в душ, еще через десять он подъезжал к зданию областной клинической больницы. А еще через три поднимался по широкой больничной лестнице в хирургическое отделение.

Все больницы мира пахнут одинаково — больницами, медикаментами и болью. Дан старался дышать пореже, когда ступил в больничный коридор. Палата, в которой лежал отец, находилась в конце, он шел, и откуда-то появилось чувство тревоги.

Даниял ускорил шаг. Аверин сказал, с отцом все хорошо, значит дело не в нем, а в чем же? Дверь палаты открылась, Дан остановился, чтобы пропустить выходящего. Время обхода, это или доктор или медсестра. Хорошо, можно подробнее узнать о состоянии отца…

Он увидел их будто в замедленной съемке. Сначала встретился глазами с ней — целиком поймал и поместил в кадр — потом взгляд скользнул ниже и выхватил еще две пары глаз — маленьких и блестящих как сапфиры. Синие глаза. Его.

В голове хаотично возник шум, природу которого Дан затруднялся определить — то ли выстрелы, то ли скрежет металлического корпуса о бетон, то ли гул гигантской волны. Почему-то теперь у него не получалось поймать цельную картинку — она все время ускользала.

Отпечатывалась в голове негативами, расползалась на разрозненные обрывки с рваными краями и расплывчатым изображением. Чтобы ухватить, удержать, не дать расплыться за свои пределы, Даниял протянул руку. И окончательно убедился, что перед ним не призрак.

Она испугалась. Его Данка боялась его, она застыла на пороге и инстинктивно прижала к себе детей, словно защищая. От него. Его детей. Теперь скрежетало и проворачивалось в груди, причиняя тупую боль — значит, он не заслужил даже знать о том, что у него есть дети.

Как же ее успокоить, попросить, чтобы не боялась, если язык не слушается, а во рту сухо и горячо? Как уговорить, чтобы не исчезала? Дан протянул обе руки, будто хотел обнять всех троих, шагнул вперед, и сразу между ними вклинились трое, заслоняя от него его семью — двое охранников, а третий… Аверин?

— Вернитесь назад, Даниял Шамилевич, — сказал тот негромко, но Дан уже видел, что это не он. Просто похож, но не он. Этот молодой, и его не хочется убить.

Вмиг в голове сложился пазл — ему тогда не померещилось, они правда были в ресторане. Молодая копия Аверина и его Данка. На руке у «копии» сверкнуло обручальное кольцо, и Дан чуть не задохнулся.

— Муж? — он выстрелил глазами сначала в Данку, потом в этого.

Дана и ее франтоватый защитник синхронно мотнули головами, и его отпустило. Дан смотрел на нее, жадно впиваясь глазами, будто ему ее вернули на некоторое время, чтобы посмотреть, а потом она вновь пропадет на долгие годы.

— Мама, что это за дядя? — раздался тоненький голосок, и Данияла будто пронзили и рассекли пополам.

Девочка, похожая на куколку. Светленькая Настя, дочка Дарьи Михайловны, учительницы английского… Нет. Его дочка. И темноволосый Никита, его сын. Он узнал их сразу, еще тогда, из целой толпы детей выхватил взглядом… Нет. Не взглядом. Сердцем.

— Даниял! — от звука этого голоса сердце на миг перестало биться, а потом заворочалось несмело, чтобы не помешать ему слышать этот голос, пусть и говорила его Данка почти неслышно. — Даниял, не испугай детей…

Снова сердце провернулось, затопило страхом, смешанным с незнакомой, щемящей нежностью. Конечно, это же его дети, он их отец, разве он способен причинить им вред? Дан несколько раз кивнул и ответил, как и она, одними губами:

— Я только посмотрю… Пожалуйста…