Жестокие и любимые (ЛП)

Провожу пальцем по ожогам от сигарет на запястье, проверяя, что рукав их прикрывает. Беру свои слова обратно. Мое детство закончилось уже очень давно.

Мама не в силах взять мой тяжелый чемодан или рюкзак, поэтому я сама тащу их на второй этаж, она же просто следует за мной. Моя крохотная белая комната находится прямо рядом с пожарной лестницей. Ковра нет, только холодная плитка. Напротив друг друга стоят две кровати, разделяемые залитым солнцем окном, они такие высокие, что кажется, будто сделаны как минимум для Хагрида. Рядом с кроватями два стола с первоклассными орудиями пытки для задницы – деревянными стульями. Два шкафа ждут, когда их заполнят обувью, презервативами, уведомлениями о проваленных экзаменах или чем-то еще, чем заполняют студенты пустые пространства. Может, разбитыми мечтами.

Моя соседка уже заявила права на левую часть комнаты, поэтому я бросаю свои вещи справа. Мама суетится возле кровати, застилая ее постельным бельем, которое она подготовила заранее, а я наблюдаю за ее работой. Я буду скучать по тому, как она делает такие незначительные вещи. Осматриваю шкаф соседки: гитара, множество армейских курток и походные ботинки. Ее стол усыпан серебряными украшениями: сережками-гвоздиками, кольцами с черепами, ожерельями со сферой смерти и шипами. Класс! Мы поладим.

Когда мама заканчивает заправлять кровать, мы спускаемся вниз и, расположившись на лужайке, впитываем солнце. Она берет мою руку и поглаживает ее большим пальцем.

– Прости, Айсис, – вдруг выдает мама.

– За что? За то, что не родила меня на неделю или две позже? Я ТАК хотела быть львом. А не каким-то долбаным раком.

Мама криво улыбается.

– Нет, не за это. За... я не знаю. Мне кажется, я не очень хорошо справилась со своими обязанностями. Но полагаю, так думает каждый родитель.

Я сжимаю ее руку.

– Ты сделала все, что могла. Тетя это поняла. Мы обе поняли.

Она кивает и сжимает мою руку в ответ.

– Я просто рада, что этот год провела с тобою. Даже... даже несмотря на то, что было трудно.

Теперь я знаю, как выглядит сожаление. Я видела его в каждой черточке лица Джека на похоронах. И уже никогда не забуду, даже если забадубийцы похитят меня и прочистят мне мозги. Мама носит сожаление, как шаль – легко, но крепко обмотавшись. Я обнимаю ее и кладу голову ей на плечо.

– Все хорошо. Было весело. Трудно, но весело, и я многому научилась, большему, чем за всю свою жизнь, поэтому я очень рада, что переехала к тебе. Спасибо за то, что ты самая лучшая мама.

Она обнимает меня одной рукой и, запустив пальцы мне в волосы, начинает плакать.

– Я люблю тебя, Айсис.

– Я тоже тебя люблю! – смеясь, восклицаю я сквозь подступившие к глазам слезы. – Я буду по тебе скучать.

С ней я буду видеться чаще, чем с Кайлой, однако расставание все равно причиняет острую боль. Я настолько же хороша в прощаниях, как и Тарзан в одежде.

По крайней мере, Лео за решеткой, так что несколько лет она будет в безопасности.

Я с замиранием сердца смотрю ей вслед. Вдруг что-то внутри меня резко падает вниз, а затем воспаряет назад, и я снова вижу школу.

Я одна.

Никто в университете меня не знает. Мне придется все начать сначала. Мимо меня проносится поток сотен первокурсников, вытаптывая лужайку и мое чистое девичье сердце. Они смотрят сквозь меня. Я более безлика, чем император Палпатин до того, как снял свой капюшон. Над входом в громадную библиотеку большими буквами написано: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, ЖИТЕЛИ ШТАТА ОГАЙО!».

– Я бы сказала «Добро пожаловать в Ад». – Раздается голос слева от меня. Рядом со мной стоит высокая крупная, но не толстая, девушка с семью серьгами в ухе. Ее круглое, пухлое лицо подчеркивают выкрашенные в ярко-розовый цвет и сбритые с боков волосы. А ее армейские ботинки и фланелевая рубашка выдают все, что мне нужно знать. Передо мной величайшая агрессивная личность. Мне одновременно хочется и быть ею, и завязать с ней драку, чтобы потом я могла похвастаться, что она меня ударила. Девушка моргает своими густо накрашенными подводкой карими глазами.

– Что?

– Я думала вслух? Я иногда так делаю. Доктора говорят, что это, возможно, синдром Туретта³, но я считаю, что это высочайший эволюционный процесс человечества. Однажды все в мире будут похожи на меня, и это будет круто!

Розовые брови девушки взлетают вверх, и она смеется. Искренним, богатым смехом, похожим на густое рагу, а не на жиденький суп, как у большинства девочек.

– Иветта. Иветта Монро. – Она протягивает мне руку, и я отвечаю на рукопожатие.

– Айсис Блейк. Но друзья зовут меня Сумасшедшая. Или Идиотка. А иногда сочетают оба варианта.

Иветта ухмыляется.

– Теперь нас таких двое.

И тут я узнаю на ней одну из восхитительных сережек в виде черепа. В моей комнате есть точно такая же!

– Это прозвучит немного по-сталкерски, но я не могу не заметить, что ты обезглавила Джека Скеллингтона и прицепила его череп себе на ухо.

– Что я могу сказать? – Иветта пожимает плечами. – Мне нравятся кости.