Жестокие игры мажора

Алиса пытается выполнить мое требование, но в конечном счете откидывает голову на стекло и роняет сдавленный стон, подставляя мне свою шею.

Я провожу носом по скуле, подбородку, вдыхая чистый невинный запах ее кожи, и спускаюсь ниже, чтобы оставить укус на дрожащем горле.

Я чувствую, как в нем поднимается звук удовольствия, но Алиса не справляется с этим чувством и проглатывает его.

Тогда я наклоняюсь и втягиваю в рот тугой сосок прямо сквозь рубашку, которую хочу сорвать.

Я всасываю сосок глубже, добиваясь прерывистого стона, и с глухим шлепком выпускаю его, перемещая свой рот на пуговицы, которые я собираюсь порвать зубами, чтобы добраться до ее голых сисек, при этом не прекращая тереться об ее киску.

Я разрываю одну петельку, и Алиса напрягается, но уже не от возбуждения; она ослабляет хватку на моих плечах и стремится меня оттолкнуть.

— Нет… не рви… пож-жалуйста…

Я замираю, медленно облизывая губы, после чего поднимаю на нее взгляд, встречаясь с взволнованными глазами, цветную радужку которых почти поглотил черный зрачок.

Прочистив горло, я перевожу дыхание и киваю.

Переместив вес стройного тела на одну руку, я собираюсь расстегнуть гребаные пуговицы, чтобы не испортить вещь. И я отказываюсь думать о том, что это она меня попросила так сделать.

Но Ведьма снова останавливает меня, положив подрагивающие пальцы на мою руку.

— Не надо… — ее голос едва слышен. — Я не хочу, чтобы ты ее снимал.

Я злюсь, и от этого мои челюсти напрягаются до выступающих желваков.

— Я хочу посмотреть, — стараюсь говорить спокойней, но это сложно, когда твои яйца в шаге от того, чтобы взорваться. — Я только расстегну.

— Обещаешь?

Что, блядь, за хуйня? Она опять начинает дрожать.

— Да, — раздраженно рычу я, злясь на себя за то, что ведусь на все это, и, больше не дожидаясь ответа, ловко перебираю пальцами оставшиеся пуговицы и откидываю полы рубашки в стороны, обнажая перед собой маленькие упругие сиськи с острыми розовыми сосками.

Я мычу от какого-то темного желания и, вернув вторую руку под ее задницу, начинаю снова двигать Алису так, что головка моего члена то исчезает, то появляется между нашими животами, а ее сиськи подпрыгивают в такт моих движений.

Я наклоняюсь и начинаю играть ртом поочередно с призывно торчащими сосками.

Мое дыхание, тяжелое и неровное, рикошетит от ее тела обратно к моим губам, пока я трахаю ее киску, не входя, блядь, в нее, и одновременно кусаю, сосу и облизываю проклятые соски.

Но я вынужден отстраниться, когда чувствую перемену в ее теле и стонах, которые она издает.

Я усиливаю давление членом на ее клитор, завороженно наблюдая за ее лицом, пока она борется с накрывающими ее ощущениями.

— Смотри на меня, Ведьма, — рычу я на грани, но она больше не слышит меня, потому что я совершаю еще одно движение, и Алиса начинает извиваться в моих руках… сильнее прижимая мой член к животу сквозь футболку.

Последнее внятное, что я слышу — свое имя, и она задыхается им, яростно содрогаясь и царапая мои плечи.

Наверное, Алиса единственный человек, который, прикасаясь к этой части моего тела, не вызывает отвращения.

С такой мыслью я следую за ней.

Яйца напрягаются, и ниже пояса все взрывается жаром: я кончаю с такой силой, что подкашиваются ноги, и я прижимаюсь лбом к ее плечу, наваливаясь на нее всем своим весом так, что перегородка трещит от нашего веса.

Я чувствую, как моя сперма пульсирует и стекает между наших тел, но мне совершенно плевать на это, я продолжаю вяло размазывать ее членом, пока Алиса покачивается в отголосках оргазма, а я перевожу дыхание.

Втянув носом воздух, я выпрямляю плечи и смотрю на раскрасневшееся лицо Ведьмы.

Ее глаза закрыты.

Блядь. Она выглядит такой затраханной, а ведь я даже еще не приступил к этому.

Что будет, когда я заставлю ее принять меня глубоко в себе?

Черт.

Сглатываю и качаю головой, замечая, как на ее подбородке блестит полупрозрачная капля. Подцепив ее большим пальцем, я маниакально размазываю сперму по губам Алисы, дожидаясь, когда она откроет свои уставшие глаза и попробует то, что я ей предлагаю.

Это зрелище останется ожогом на подкорке моего сознания.

Я не удерживаюсь: прижимаюсь к ее уху губами и шепчу:

— Теперь ты знаешь, каков на вкус я.

Вот только ответа не следует, потому что Алиса обессиленно кладет голову на мое плечо, и я поднимаю на руки ее такое же обессиленное тело.

Видимо, истерика и оргазм выбили из нее все силы: она даже не сопротивляется, когда я выношу ее из душа и снимаю с нее последнюю влажную тряпку, которую она так усердно пыталась сохранить на себе.

Но я не могу уложить ее в кровать мокрой. Поэтому стягиваю с худых плеч прилипшую к телу рубашку и бросаю на пол, укладывая Ведьму на матрас.

Она сразу же ложится набок и сворачивается калачиком в поисках тепла. И тогда я вижу вероятную причину ее попыток удержать на себе рубашку, как щит.

Вдоль спины змеятся три кривых шрама.

Она стыдится их.

Ненавидит эту часть себя и усердно скрывает от окружающих.

Теперь я понимаю, почему в тот день под рубашкой на ней был топ. Но я не хочу ее жалеть.