Жестокие игры в любовь

— Да погоди ты, — Вера взяла её за запястье, будто желая удержать на бегу. — Мика, ну ты точно уверена, что это он?

— Конечно! Я же говорю тебе — когда приезжал отчим, никого больше не было. А он как раз мимо шёл.

— Может, ты не видела? Может, кто-то из наших в стороне крутился? Или из окна школы вас видел?

— Я бы не была так уверена, будь это в другой день. Но это было в субботу, когда все, кроме него и меня, сбежали с урока. Понимаешь? Они все уже ушли. В школе оставались только он и я.

— Всё равно не могу поверить. Ну просто это вообще на него не похоже. Ну, не такой он. Не болтун, не сплетник. И не подлый. Вот какой угодно, но не подлый. Ты же знаешь, я сама его не выношу. Я бы не стала его выгораживать просто так…

— Не подлый, говоришь? А спор, по-твоему, это не подло? — начала заводиться Мика.

— Какой спор? — искренне не поняла Вера.

— А ты не в курсе? Даже странно. Так вот Колесников поспорил с парнями на меня. Ну, что я с ним пересплю. И позвал меня на свидание.

Вера округлила глаза.

— Да ты что? А откуда ты про спор узнала?

— Не могу сказать, — буркнула Мика. — Я обещала, что не скажу.

— Ну не знаю… — задумалась Вера, выпустив её руку. — Прямо вот так — что переспит?

— Именно! А ты думаешь, почему я тогда в классе ему всякого наговорила?

Вера пожала плечами.

— Просто так.

— Ну нет! Конечно же, нет! Ты что? Я бы никогда не стала просто так оскорблять человека. Ещё и при всех.

Вера несколько секунд молчала, а потом выдала:

— Знаешь, если честно, то мне и в спор не очень-то верится. Нет, Женька может покрасоваться, повыпендриваться, типа какой он классный. Звезда типа. Но спорить, что переспит… ну не в его духе. Это же как-то унизительно и грубо, а он так к девчонкам хорошо относится. Ко всем. Правда! Даже когда в началке учились, пацаны нас толкали, за волосы дёргали, обзывали, а он — нет. Ни разу. Наоборот, даже вступался. Вон Громозеку пацаны раньше дразнили толстой. А он её защищал. И если кто из девчонок плакал — утешал всегда. Помню, в четвёртом классе я получила у доски двойку и ревела потом. Все радовались, я же круглая отличница была. А он один меня успокаивал, конфету дал… — Вера, вспомнив, улыбнулась своим мыслям, но тут же спохватилась. — Ну он со всеми такой. В началке он даже так и говорил: девочек надо любить.

— Может, в началке он такой и был. Но люди меняются. А главное, я своими ушами слышала, как потом, после того, как я всё ему высказала, Жоржик ему шептал, типа, проиграл…

— Ну, не знаю, но Жоржик тот ещё балабол. Если он что-то знает, то знают все. А я про спор вообще не слышала ни от кого… А давай его спросим?

— Вот ещё! После тех гадостей, что он мне говорил, я даже смотреть на него не могу.

От решения мчаться немедленно к Колесникову домой Мика всё же отказалась, послушала Веру. Вместе с ней пошла на урок. Мерзкие шепотки, конечно, не стихли, но вдвоём сносить это было всё же легче.

А на следующей перемене, когда они обе стояли у подоконника, чуть в стороне от кабинета, Вера вдруг подозвала проходящего мимо Жоржика. Мика сразу напряглась:

— Зачем? — зашипела тихо.

Но Жоржик уже подошёл с гадкой улыбочкой. Вера не стала ходить вокруг да около и спросила в лоб:

— Скажи честно, ты спорил с Колесниковым?

Он сморгнул, явно не понимая вопроса. Даже улыбаться перестал.

— Когда? О чём?

— В прошлом месяце. Насчёт Мики.

Жоржик выглядел искренне озадаченным. Несколько секунд хмурился, соображал. Вскользь посмотрел на Мику, причём так посмотрел, что ей не по себе стало. Не сально, не с издёвкой, а чуть ли не с ненавистью и… презрением.

— Да ну тебя, Тиша, — сказал в конце концов. — Какую-то фигню придумала…

Превозмогая себя, Мика всё же обратилась к нему.

— Я знаю про ваш спор. Вы с ним на меня поспорили в тот день, когда были соревнования в "Старте" или накануне. А когда я… когда послала его, ты же ему потом сказал, мол, Онегин, учись проигрывать. Я слышала.

Жоржик смотрел на неё, не скрывая неприязни. И это не было театром, он правда очень плохо к ней относился — она чувствовала. Но откуда такой негатив? Что она ему сделала? Неужели всё это из-за урока?

Но это как-то несоразмерно. Ладно, она не сбежала со всеми — можно злиться, негодовать, возмущаться, как другие. Жоржик же испытывал к ней что-то сродни отвращению. Как будто она лично ему жизнь испоганила. И этот извечный клоун казался сейчас абсолютно серьёзным и честным в своей неприязни. Он и слов подбирать не стал, сказал грубо, с пренебрежением:

— Дура, что ли? Нужна ты ему, спорить на тебя.

Проглотив грубость с каменным лицом, Мика твёрдо повторила:

— Ты ему сказал: «Подкатил так подкатил». И вот это: «Умей проигрывать» — твои были слова. Не чьи-то, а твои. Если я дура, то ты просто… трепло.

— Да мне пофиг, что ты обо мне думаешь, — брезгливо скривился он и пошёл дальше, игнорируя попытки Веры остановить его.

Но позже, перед последним уроком, она его всё-таки, видимо, припёрла к стеночке. Потому что затем доложила Мике: