Жестокие истории. Сборник рассказов и повестей (СИ)

Ему казалось, что арифметика теории вероятности все меньше и меньше шансов оставляла ему для выживания. Ночами без сна, он в полубреду видел свирепые лица в чалмах с седыми курчавыми бородами, целящиеся в него, в вертолет из "стингера", и слышал, крупно вздрагивая и открывая глаза, звук выстрела... Потом успокоившись, он понимал, что это потрескивает, остывающая большая металлическая печь в его палатке и, утишая сердцебиение, полулежа на раскладушке, закуривал, уставившись ввалившимися темными глазницами в угол, словно надеялся там обнаружить причину своих страхов...

Утром, он, не выспавшийся и мрачный, проводил построение, делал развод и если не был занят на дежурстве, то уходил к себе, и повалившись обессиленным телом на раскладушку, лежал в полудреме, вспоминая или тайгу и свои охотничьи походы в юности, или город Слюдянку, берег Байкала осенью, своих детей-погодков, с которыми он ходил в поход по Круго-Байкальской железной дороге.

Стоило ему заснуть, и он обязательно видел перед собой крутой склон байкальского берега, детишек на карачках, лезущих к гребню горы и себя, оглядывающегося вниз, на зеркальную, морщинистую гладь озера.

Он слышал дрожащий от страха голос дочери, боящейся глядеть назад и вниз, - так высоко и круто было там, позади, и оставалось одно - лезть вперед.

- Папа, ну куда дальше?

А он, понимая ее состояние, не мог уже вести их назад, вниз, а хотел всем своим видом и голосом показать им, что он за все отвечает, и командовал:

- Вперед! Вот туда, вот на ту скалу!

Потом, вдруг, весь склон начинал трястись, и он видел, как из тоннеля там, внизу, появлялось членистое туловище трехглазого металлического чудовища, ползущего по рельсам.

Чудовище издавало вой сирены и, прочертив по ниткам блестящих рельсов плавную дугу, втягивалось в норку следующего тоннеля...

...Капитан Тетеркин просыпался, слушал гул моторов БТРов за колючей проволокой изгороди автобазы и снова закуривал, чувствуя вкус металла на языке и в горле, и думал, что надо бросить курить как можно быстрее, иначе у него начнется туберкулез...

Майор Абдуллаев, маленький и злой человечек в летном комбинезоне, скрючившись сидел в кресле, вцепившись в рычаг управления, и, зло сверкая глазами, посматривал по сторонам, пытаясь определить, куда направить непослушную машину в следующий миг: вправо, поближе к отвесной стенке гранитного обрыва, или влево, на сближение с безобидными на первый взгляд спинами громадных неровных валунов с зазубренными краями облома. Возможно, вот тот кусок скалы упал сюда сверху в первые века после рождения Иисуса Христа, и, если бы здесь были христиане, то они могли бы в этом кусочке вырубить пещерный храм и несколько келий для себя...

Ему почему-то вспомнился пещерный город в Крыму, неподалеку от Бахчисарая, где они с другом однажды полезли на гребень напрямик через обрыв: там, наверху, была крепость и ханский дворец. Друг тогда совершенно случайно уронил из дрогнувшей руки сумку с бутылками вина и "обедом" на двоих, и содержимое, вывалившись из сумки после первого удара о скалу, долго катилось, летело, скакало, разбиваясь, разливаясь, разлетаясь веером все вниз и вниз.

"Черт побрал бы комэска! Ведь говорил ему, что одной машины не хватит. Уж эти мне "чижики! Сидели бы по штабам корпусов и не совали свой нос в боевые дела!"

Когда прилетели на базу майор, оставшись один, перекрестился, а вечером напился и блевал...

... В одну из длинных ночей осенью, в канун первого сентября, Сергей долго не мог заснуть и, ворочаясь с боку на бок на нарах в караулке, думал о себе и о жизни...

Самое главное, что каждый прожитый день приближает время возвращения на Родину. И только тоска хватает за душу, как подумаешь о том, сколько еще таких дней и ночей здесь осталось. Как он завидовал ребятам, которые, сверкая счастливыми улыбками, лезли пьяно целоваться с каждым встречным и поперечным, а потом пошатываясь бережно несли свои дембельские чемоданы и рюкзаки в машины.

А ведь у них уже позади дни и ночи Афгана, беспокойный сон, прерываемый одиночными очередями из автоматов, матерки "дедов" по утрам, бесконечное изнуряющее напряжение ожидания очередного боя и смерти.

Тысячи трупов в цинковых гробах улетели уже на Родину, и сколько еще тысяч встретит она. И может быть один из них будет его трупом.

"Я - труп. Смешно. Ну, а душа моя куда? В преисподнюю?"

Он видел много убитых, видел оторванные взрывом руки и ноги, вывернутые осколками окровавленные кишки, которые боец в горячке боя старался заправить назад, в живот.

"Почему и за что? Как могло получиться, что жребий мог решить, кому улететь, а кому оставаться умирать там, в горах?"

Они уже забыли, когда спали на простынях, что такое кровать. Неужели только такой ценой можно оплатить мир? Половина его годков научилась здесь курить анашу, забивать косячки. Многие стали мародёрами и насильниками.

Он слышал, как хвастался коренастый фиксатый ефрейтор, что он "отдрючил" молоденькую девку-афганку, и слышал, как гоготали его приятели.