Жестокие истории. Сборник рассказов и повестей (СИ)

Глупо, безжалостно и трагично все, что случилось сегодня. Не верится, не хочется верить! Ведь только вчера еще он улыбался, перед атакой, весело скалил белые зубы под щеткой пшеничных дембельских усов и, пародируя какого-то удальца из спецназа, цедил: "Ништяк, прорвемся!"

И хохотал, подталкивая впереди идущих молодых, которые тоже начинали улыбаться через силу - он отвлекал их от ожидания ужасов боя. А потом все как обычно завертелось и загрохотало, застучали выстрелы, заухали взрывы, закричали командиры, и все окуталось дымом и пылью...

Через полчаса духов выкурили из кишлака, и казалось, что все кончено. Колька с лицом, измазанным глиняной крошкой, закинув автомат за плечо, шел Сергею навстречу и орал: "Земеля! Ништяк, прорвались! Славно порезвились".

И вдруг над низким дувалом, ограждавшим внутренний дворик, возникла голова афганской девушки в черном платке с мелкими красными цветочками. Колька боковым зрением заметил движение, по-ковбойски сорвал с плеча автомат, по-цирковому крутнув его в воздухе.

Сергей завороженно наблюдал происходящее, все будто застыло на секунду: и ощерившийся Колька и девушка, державшая двумя руками пистолет, и проходящие по улице беспечные солдаты.

Колька, наверное, успел бы выстрелить первым, он был ловким и опытным бойцом, но его что-то удержало. А девушка выстрелила вначале один раз, потом второй. Выстрелов Сергей не слышал, но видел, как Колька схватился руками за грудь, выронил автомат и, медленно теряя устойчивость живого тела, упал в дорожную пыль.

Дальше Серега ничего не помнил! Ему рассказывали, что он дико закричал и буквально отрубил длинной очередью голову несчастной девушке, а потом без остановки метнул две гранаты во внутренний дворик. Осколки прожужжали над головами, но Сергей орал, вращая выпученными глазами: "Дайте еще гранату! Дайте гранату! Я взорву их всех..."

Потом упал на колени перед телом Кольки и стал его уже мертвого (пуля попала в сердце) тормошить, и плакать, и причитать: - Колька! Медведь! Ну, не умирай! Ведь нам же на дембель! А ты... Ну, не умирай, прошу тебя!"

Его оттащили, кто-то сунул ему в рот флягу со спиртом. Он сглотнул раз, второй, потом закашлялся, согнулся почти пополам, снова упал на землю и колотил, колотил сжатыми кулаками по пыли, выл во весь голос.

Слезы текли по лицу, оставляя светлые полоски на запыленных чумазых щеках. Размазывая слезы грязной ладонью, он матерился, скрипел зубами, хватался за автомат и строчил в белые молчащие стены, стоящие вдоль улиц. Пугачев подкрался к нему сзади, обхватил его за плечи, отпихнул ногой упавший автомат и стал уговаривать: - Соловей, ну, Соловей, успокойся! Ну все, все..." Он не находил слов сочувствия и вообще был не мастер говорить что-либо кроме матерков. Сергея подхватили под руки, и он мотаясь из стороны в сторону, волоча ноги, опираясь на плечи двух годков, побрел к БМП, вяло мотая головой и по-прежнему всхлипывая. Все нервное напряжение двух лет тяжелой службы, боев, страха смерти, вылилось в этом истерическом приступе, обнажив озлобленную, болящую душу...

По приезде в казарму Сергея уложили спать, и он не сопротивляясь согласился, завернулся в шинель и пролежал так почти сутки не вставая ни на обед, ни на ужин...

Дембель наступил неожиданно, хотя все так его ждали. Коптер выдал дембелям сухой паек. В строевой части отдали выправленные дембельские документы. Пожали руки, попрощались.

В роте всю ночь гуляли, пили водку, разговаривали, играли и пели на гитарах. Серега Соловьев на восходе солнца вышел наружу, вдохнул свежий воздух, осмотрелся. Бело-серые горы гигантским каменным массивом поднимались к безоблачному небу. Далеко в ущелье, карабкаясь по склону, темнели заросли непролазного кустарника.

Сергей подумал, что может-быть сейчас из этой чащи в их сторону смотрят зоркие цепкие глаза духов. Серега вздохнул, поежился: "Да, черт с ним! Жизнь еще впереди, но как мне все это обрыдло: и война, и казарма, и горы красивые; но чужие, враждебные, злые..."

На аэродром долго съезжались дембеля из других частей. Несколько раз строились для проверки состава. С каждым построением в строю было все больше и больше пьяных.

Серега, криво улыбаясь, бормотал: - Где они эту водку, здесь достают?..

Сам не пил; и вообще чувств радости не испытывал, только усталость.

"Приеду домой, - думал он, - завалюсь на кровать и буду лежать не вставая трое суток. Буду лежать и плевать в потолок и никого не захочу увидеть..."

В самолете самые бойкие заняли удобные места, и соседом через кресло оказался здоровенный белобрысый старшина с наградными колодками на выцветшей полевой форме.

Сергей долго вспоминал, где он видел этого здоровяка, и потом в памяти всплыли события двухлетней давности, эшелон призывников и его белобрысый сосед. "Он, точно он!", - понял Серега, но промолчал, исподтишка наблюдая за уверенной немногословностью старшины.

"Да, он возмужал, и видно, что эти годы прошли для него не просто", - констатировал он...