Жестокий континент. Европа после Второй мировой войны

Антиукраинские предрассудки бытовали везде. Миколай Сокач вспоминает, как его арестовали и избили солдаты милиционной армии, убежденные в том, что он боец УПА. У него не было иного выбора, кроме как смириться с таким положением дел, по его словам, «лемки часто подвергались избиениям». Те, кто побывал в Яворзно, вспоминают, как местные жители швыряли в них камни и плевались, потому что они якобы несли ответственность за убийство генерала Сверчевски. Теодор Шевчук вспоминает, как поляк-землевладелец, на которого он работал, говорил: «Я не буду платить этим проклятым украинцам! Они могут работать за еду». И таких примеров множество.

Там, где украинцы и лемки все же случайно встречали своих соплеменников, возможности для взаимопомощи или общения были редки. Официальная паранойя в отношении УПА породила правила, запрещающие людям, говорящим на украинском языке, собираться группами более нескольких человек. Всякого, кто говорил на украинском языке с кем-то еще, автоматически начинали подозревать в заговоре. Православная и униатская церкви были также запрещены, что вынуждало украинцев молиться на иностранном языке в католических церквах или не молиться совсем.

Так как цель операции «Висла» состояла в том, чтобы ассимилировать украинцев в польском национальном государстве, дети становились центром внимания властей. Их вынуждали говорить по-польски в школе, запретили изучение украинской литературы. Мальчиков и девочек, застигнутых за беседой на украинском языке, сурово отчитывали, порой и наказывали. Им навязывали обязательные уроки католической веры, равно как и обычное сталинско-коммунистическое воспитание, как часть образования каждого ребенка. Малейшая индивидуальность, противоречащая официальной польской индивидуальности, была под запретом.

Ассимиляция не представлялась возможной, поскольку одноклассники зачастую напоминали о том, что они не поляки. Дети смеялись над их произношением, дразнили, иногда угрожали физической расправой. «Украинских» детей не приглашали в дома польских детей. Их отличие от одноклассников и изоляция от всех других детей ставили их в положение детей немцев в Скандинавии. Пока еще не появились исследования жизненных перспектив этих детей в сравнении с другими детьми, как это было в Норвегии, разумно предположить, что они, вероятно, испытывали столь же сильную тревогу, стресс и депрессию в последующие годы жизни. В настоящее время многие украинцы снова открыто говорят о себе как об отдельной группе в польском обществе, что было бы совершенно немыслимо в начале 1950-х гг.

Единственным желанием, объединившим этих людей и миллионы других людей, переселенных из своих родных мест после Второй мировой войны, – было желание вернуться «домой». Однако в этом единственном им было отказано. Те, кто пытался вернуться в свои деревни в Галиции, сталкивались с солдатами милиционной армии и оказывались под угрозой насилия или тюремного заключения. Иные не видели в этом смысла. В отсутствие общин, в которых они выросли, их деревни уже не являли собой прежнюю идиллию. Когда Ольга Жданович спустя много лет посетила Грязево, она там ничего не нашла. «Деревня была сожжена – ее больше не существовало».

Этническую чистку в Польше в 1947 г. нельзя рассматривать изолированно. Это результат гражданской войны и более чем семилетнего насилия по расовому признаку, начавшегося в 1939 г. Она зародилась во время холокоста польских евреев, особенно массовых убийств на Волыни и сотрудничества украинских националистов с нацистами при осуществлении этих и последующих зверств. После войны изгнание этнических меньшинств в Польше проводилось с явной помощью Советского Союза, но последующее переселение и ассимиляция украинцев и лемков проводились поляками по собственной инициативе. Операция «Висла», в сущности, последняя акция в войне национальностей, начатой Гитлером, продолженной Сталиным и завершенной польскими властями. К концу 1947 г. в Польше практически не осталось этнических меньшинств. По иронии судьбы и с учетом ответственности украинцев за первоначальный импульс Польша стала гораздо более этнически однородной, чем ее соседка. Лозунг «Украина для украинцев», выдвинутый ОУН, так и не воплотился в жизнь – особенно в восточных районах республики, где сохранилось польское и еврейское меньшинство даже в то время, когда Западная Украина обменивалась населением с Польшей. Лозунг «Польша для поляков», наоборот, к концу 1940-х гг. стал не просто стремлением, а свершившимся фактом.

Процесс, всего за несколько лет уничтоживший веками существовавшее культурное разнообразие, проходил в пять этапов. Первый этап – истребление евреев, которое осуществлялось нацистами, при пособничестве польского антисемитизма. Второй – травля возвращавшихся в Польшу евреев, которая, как явствует из предыдущей главы, заставила их бежать не только из Польши, но и из Европы вообще. Третий и четвертый этапы – изгнание украинцев и лемков в 1944–1946 гг. и их ассимиляция в ходе операции «Висла», проведенной в 1947 г.