Жестокий континент. Европа после Второй мировой войны

Такая деградация повлияла на военного корреспондента «Дейли экспресс» Алана Морхеда гораздо сильнее, чем увиденные им реальные разрушения. Когда он приехал в Неаполь непосредственно после его освобождения, он в отчаянии написал о том, как он видел мужчин, женщин и детей, избивающих друг друга в драке за горсть конфет, брошенной им солдатами. Он видел сутенеров и дельцов черного рынка, предлагавших поддельный бренди и проституток десятилетнего возраста. Шестилетние мальчики продавали порнографические открытки, а для сексуальных утех – своих сестер и даже самих себя.

«Во всем перечне омерзительных человеческих пороков, я думаю, не найдется такого, который был бы пропущен в Неаполе в те первые несколько месяцев после освобождения. То, что мы видели своими глазами, на самом деле было нравственным крахом (падением) народа. Люди утратили гордость и достоинство. Звериная борьба за существование правила всем. Пища – вот единственное, что имело значение. Пища для детей. Пища для себя. Пища ценой любого унижения и безнравственного поступка. А после пищи – немного тепла и убежище».

Морхед признавал, что пища стала вопросом не физической потребности, а вопросом нравственности. По всей Европе миллионы голодающих людей были готовы принести в жертву все моральные ценности ради хлеба насущного. Действительно, годы дефицита продовольствия изменили саму природу пищи. То, что в Великобритании считалось повседневным правом, в остальной части Европы стало выражением власти, а британский солдат мог сказать о немецкой женщине, которая спала с ним, делала для него покупки и чинила его одежду: «Она была моей рабыней».

Когда размышляешь над рассказами вроде этих, немедленно становятся очевидными две вещи. Во-первых, создается впечатление, что картина нравственного климата в Европе стала такой же неузнаваемой, как и географический ландшафт. Те, кто повзрослел среди руин, не видели ничего необычного в окружающих их обломках. Точно так же для многих европейских женщин после войны уже не было ничего необычного в необходимости продавать свое тело за еду. Это тем, кто приехал в континентальную Европу из других мест, была оставлена возможность выражать удивление при виде краха, который представал их глазам.

Во-вторых, совершенно очевидно, что вопрос выживания отодвинул на второй план по крайней мере для большинства населения Европы сексуальную мораль. Само осознание угрозы выживанию казалось некоторым достаточным основанием для оправдания отказа от добродетели. Однако в обстановке многочисленных реальных угроз такие понятия, по-видимому, стали почти неуместными.

ГРАБЕЖИ И КРАЖИ

Поиск пищи в период войны и после нее стал движущей силой еще одного явления – сильнейшего всплеска грабежей и краж. Многие греки грабили свои местные магазины в 1941 г., поскольку были голодны и предполагали, что, если не украдут продовольствие сами, его реквизируют оккупационные войска. Белорусские партизаны реквизировали продукты питания у местных крестьян, чтобы выжить, а крестьян, которые не хотели снабжать их продовольствием, они грабили. В последние дни войны берлинские домохозяйки обчищали магазины, несмотря на развешанные повсеместно предупреждения о том, что грабежи караются смертью. Поскольку им в любом случае угрожала голодная смерть, терять было нечего.

Однако не только необходимость увеличила уровень краж и грабежей во время и после войны. Одним из самых важных факторов этого явления было то, что война давала больше возможностей украсть, впрочем, и искушение было велико. Гораздо легче войти в частное владение, двери и окна которого выбиты взрывом бомбы, нежели взламывать двери и окна самостоятельно. А когда недвижимость брошена хозяевами в зоне военных действий, легко убедить себя, что ее владельцы больше не вернутся. Поэтому грабежи опустевшей недвижимости начались задолго до того, как война создала дефицит. В деревнях вокруг Варшавы люди начали грабить дома своих соседей почти с самого начала войны. Например, семья Анджея С. бежала из района боевых действий в сентябре 1939 г. Когда Анджей и его близкие вернулись через несколько недель, они обнаружили, что даже несущие конструкции их дома разобраны. Родителям Анджея пришлось ходить по соседям и требовать вернуть стропила и другое принадлежавшее им имущество.