Делать вид, что немцы не знали об иностранцах, живших среди них, или условиях, которые тем приходилось выносить, было бы глупо, хотя многие немцы сразу же после войны пытались сделать именно это. Число иностранных рабочих составляло около 20 % всей рабочей силы Германии. В некоторых отраслях промышленности, таких как производство оружия и самолетов, и более 40 %. Немцы работали рядом с этими людьми и видели, как с ними обращались. Более того, многие немцы тайком передавали им еду то ли из желания помочь, то ли заработать на этом денег.
К концу войны большинство немцев были прекрасно осведомлены об этой ситуации, и среди них нарастал страх перед миллионами иностранцев. Они понимали, что те могут сделать, когда получат свободу. В Гамбурге в конце 1944 г. была сформирована специальная охрана из членов партии на случай чрезвычайной ситуации – восстания иностранных рабочих. В Аугсбурге ходили слухи о том, что новые рабочие приезжали, имея при себе спрятанное оружие. В Берлине поговаривали о том, что иностранцы передают информацию врагу и выступают в Германии в роли «троянского коня». Многие иностранные рабочие намеренно подогревали эти страхи: французские военнопленные шутили, дескать, они «засланные казачки» сил вторжения, а польские рабочие дразнили немцев рассказом о «списках» тех граждан рейха, которых должны убить после победы. Учитывая атмосферу страха и неприятия, царившую между немцами и иностранными рабочими, начало серьезной конфронтации между ними стало лишь вопросом времени.
Ответная реакция началась почти сразу, как только союзники вошли в Германию. Первые дни вторжения английские, французские и американские войска сообщали о случаях мародерства и беспорядков со стороны освобожденных иностранцев, но зачастую они были бессильны остановить их. «Мародерство бушует, – утверждал капитан Рубен Седдон, работавший в Британской комиссии по делам гражданских лиц, после того как переправился через Рейн в начале апреля 1945 г. – Русские, поляки, французы и гражданские лица переживают лучший период в своей жизни, и это должно закончиться чем скорее, тем лучше». Далее на восток ситуация ухудшалась. По словам нового военного коменданта города Шверина в Мекленбурге, «вокруг бродят тысячи перемещенных лиц, убивают, насилуют, мародерствуют – короче, вдали от главных улиц законы не работают». В мае в Берлине банда из ста перемещенных лиц ограбила на железнодорожном вокзале в Анхальте поезд, как в каком-то вестерне.
Многие относили такое поведение на счет сочетания воодушевления и желания выразить свое законное чувство неудовлетворенности и гнев в адрес нацистского режима. Но в торжестве освобожденных рабочих таилось неистовство, пугающее и население Германии, и самих союзников. На протяжении нескольких лет они испытывали жестокое обращение, были отделены от представительниц противоположного пола, лишены нормальной еды и алкоголя. Теперь многие из них компенсировали потерянное время, начав безудержные поиски пищи, алкоголя и секса любой ценой. Трудовые лагеря, в которых мужчины были отделены от женщин на протяжении нескольких лет, вскоре превратились в загаженные человеческими фекалиями пространства, где их обитатели открыто «совокуплялись в бараках». Сапер по имени Дерек Генри, призванный поддерживать закон и порядок в бывшем трудовом лагере неподалеку от деревни Нордхеммерн под Минденом, позднее описал сцены, свидетелем которых он стал 11 апреля: «В нем находились и мужчины, и женщины, и, когда мы входили в бараки, они окружили нас толпой. Большинство из них были пьяны от самодельной водки, которую совали нам, некоторые открыто занимались сексом на нарах, другие пели или плясали. Они пытались заставить нас присоединиться к ним. К счастью, с нами были винтовки… Заключенные были грязными, их бараки невыносимо воняли, но нам пришлось попробовать самодельную водку, которую они наливали на стол, а затем поджигали, чтобы доказать, какая она крепкая».
Потом, по словам Генри, какой-то польский заключенный «предложил мне свою подружку на ночь, от этого предложения я отказался».