Жестокий рикошет

– Не уверен. – Радченков на своем и не настаивал. – Это только шанс. Будем надеяться, что сработает. Но у нас и выбор небольшой. А это будет только дополнением к общему моменту. Еще, еще камни. Вон туда, к стене. Мелкие. Не такие, чуть покрупнее, чтобы кучку сложить можно было. Только руками собирать, и не с одного места, чтобы было незаметно.

Я камни не таскал, я рядом со старшим лейтенантом Скорняковым стоял и наблюдал. С моей раной, я в который уже раз убедился, лучше было лишний раз не наклоняться. И дело даже не в напряжении мышц было, а только в движении. При наклоне боль пересиливала действие парамедола. Когда пирамидку под знамя выставляли, я приложился и несколько раз наклонился, поправляя камни, придавая им большую устойчивость. Причем камни не самые легкие. Этого хватило, чтобы боль вернулась. И уже не уходила. Она не была такой жгучей, как раньше, но доставала меня своей неотступностью. Утомляла и нервировала, делала капризным. Хотелось выплеснуть эти чувства, тогда, казалось, будет легче. Так всегда кажется, даже при зубной боли, и никогда не помогает. И нельзя срывать злость на окружающих. Будет бой, все негативные чувства сами выплеснутся. В бою даже давние детские обиды, ставшие причиной каких-то комплексов, проходят, и от комплексов избавляешься. Бой всегда человека другим делает. Это я по себе знаю. Я совсем другим стал, нежели до службы в армии. И это не взросление, а осознание себя, своей ответственности, своей решительности, своего умения быть твердым и жестким.

И мне требовалось собрать в комок всю ту твердость и жесткость, что я за годы срочной службы и за годы службы по контракту набрал, чтобы подавить в себе боль и никому не показать своего состояния. Хотя, наверное, состояние со стороны видно было, и опытный глаз мог его определить. Так старший лейтенант Скорняков глянул на меня раз, потом второй и спросил:

– Сильно болит?

– Ноет, – не смог я скрыть своих ощущений. – Заметно?

– Зрачок расширился. Во весь глаз. Может, все-таки отправить с вертолетом? Он вот-вот должен быть.

– Не надо, товарищ старший лейтенант. У меня такое чувство, что я здесь пригожусь.

У меня правда было ощущение, будто я что-то недоделал. Что-то такое, о чем другие знать не могут, и только я, когда созрею, когда пойму, смогу все на свои места поставить. Словно бы забыл какой-то важный момент, который сможет помочь выполнить общую задачу.

* * *

– Лавренец! – позвал старший лейтенант Радченков. – Твоя работа. Подойдут оттуда. Остановятся предположительно где-то здесь. Или там, – показывал старший лейтенант. – Выбирай сектор поражения[12], чтобы захватить как можно больший участок~ Будем надеяться на их любопытство.

– Рюкзаки! – через плечо скомандовал прапорщик.

Двое солдат тут же притащили свои утяжеленные дополнительным грузом рюкзаки, и прапорщик стал их распаковывать, вытащив две мины «МОН-50» и несколько мотков гибкого провода. Выполнять свою работу он не позволял никому. Сам связал проволокой руки за спиной всем убитым бандитам, а самих посадил в прежние позы. Провод был туго натянут от одного бандита к другому, но эти провода прапорщик сам, опять же никому не доверяя, хотя все спецназовцы прекрасно владели способами маскировки, начал обкладывать камнями, чтобы ни один участок провода не был виден со стороны, даже если рядом встанешь. Таким образом, все убитые составили связанное кольцо. К этому кольцу Лавренец накрепко присоединил другой провод, тоже протягивая его внатяг, туго, и вывел его через штаны крайнего бандита наружу. Ямку для провода он сам выкопал ножом, не доверяя саперной лопатке, оружию более грубому. Прапорщик буквально по сантиметру расковыривал каменистую почву, укладывал туда участок провода, прикрывал мелкими камушками, а сверху посыпал набранной в стороне пылью и каменной крошкой, причем такой, чтобы она не отличалась цветом и составом от лежащей поблизости.

Я смотрел за этой работой с любопытством и воспринимал все происходящее как наглядный урок, как практическое занятие по взрывному делу. И даже про боль в боку почти забыл. И точно так же, воспринимая действия за некое колдовство, за шаманство, смотрели другие.

Провод дотянулся до вертикальной стены, рядом с которой были наложены две кучи мелких камней. Под саму стену, выдвинув ножки, Лавренец установил две мины «МОН-50» выпуклой стороной наружу. Долго примерялся с минным прицелом, выставляя сектор поражения. И стал присыпать, а потом и прикрывать мины камушками. Причем делалось все это так, будто две горки камней образовались здесь естественным путем, ссыпавшись со скалы. Работа выполнялась так тщательно, была просто художественной, что и заподозрить что-то было трудно.

Наконец прапорщик Лавренец выпрямился, вытащил из кармашка «разгрузки» коробочку, из коробочки извлек два взрывателя и показал их всем.

– Машины отогнать подальше. Как можно дальше. Все, отходим на безопасное расстояние! – подал команду старший лейтенант Радченков, хорошо знающий, что означает жест прапорщика.

И первым начал подъем на обрыв.