Жестокий шторм

— Я слыхал, что его спустили туда мальчики Барреры.

— Все-то ты знаешь, Банни. Может, ты и прав.

— Рассчитались со старыми долгами. Лихо работают!

— Ты, Банни, тоже едешь неспроста?

— Я отдыхаю, Эдуардо. Впервые в жизни сел в шикарную лохань и плыву неизвестно куда.

— Все известно, Банни, у нас жесткое расписание. Через три дня будем в Японии, потом зарулим на Филиппины, после — в Сингапур, в Индонезию, в Австралию…

— Мне все эти дальние страны, Эдуардо, до фонаря, хоть бы их совсем не было. Мне интересно вот так спокойно посидеть, ну поглазеть на морскую пустыню, а главное — зайти на берегу в неизвестный салун, с ненашенскими девчонками перемигнуться. Все это как-то оживляет, Эдуардо. Начинаешь понимать, что и тебя не обошла судьба. Ну так за удачу! — Выпив, продолжил: — Мне здорово фартило в последний год. Выигрывал я и на скачках, и на собачьих бегах…

— Ломанул сейф в одном из банков?

— Не пойманный — не вор, Эдуардо. Словом, я оказался при деньгах, и пришла мне мысль бросить все и зажить по-людски. Решил я, Эдуардо, выкупить отцовскую ферму. Больше двухсот лет владел этой фермой, землей, конечно, скотом всяким, наш род. Думаю — выкуплю, отстрою. Приехал. Посмотрел. Послушал, как шуршит на ветру кукуруза. И так у меня заныло сердце! Веришь ли, Эдуардо, слеза навернулась. Вспомнил мать и отца. Как бегал на танцульки за восемь миль и к рассвету возвращался домой. Только родных уже никого не осталось. Младшая сестра Кэт умерла прошлой зимой. Понял я, что не смогу жить один среди могил, среди воспоминаний… Вернулся с тоской за пазухой во Фриско, и первое, что мне бросилось в глаза, — реклама — приглашение прокатиться вокруг шарика на этой самой посудине. И вот еду. Не раскаиваюсь. О тебе не спрашиваю, Эдуардо. Плесни-ка еще… Достаточно… Ты, как всегда, на работе?

— Приходится, Банни. Надо отрабатывать свой хлеб.

— Хлеб твой, Эдуардо, больно пакостный. Отдохнул бы. А лучше бы совсем завязал. Сколько можно? Денег у тебя навалом. Отдохни, Эдуардо. Давай выпьем за будущую голубую жизнь.

Малютка Банни выпил до дна, Эдуардо чуть пригубил, что не укрылось от проницательного гостя.

«Что-то ему от меня надо», — подумал Малютка Банни и продолжал:

— Главное, чтобы никаких забот не осталось. Никто в тебя не стреляет, и ты ни в кого не должен стрелять, потому начинаешь ценить и свою и чужую жизнь, Эдуардо.

— Слякотня, Банни. Пустая философия. Все люди — потенциальные мишени для стрельбы.

— Плохо, Эдуардо, так думать. С такими мыслями и сам становишься мишенью. Вот так рассуждал твой Фрэнк и сам загремел с вулкана. Нет, Эдуардо, выкинь из головы, что только тебе все дозволено. У всех на земле равные шансы. Так что забрось все, кроме карт. Здесь ты — факир. Как ты ловко передергиваешь, не то что святой отец! — Он захохотал, вспомнив последнюю игру с Клемом.

Антиноми ответил вкрадчивым тоном:

— В чем-то ты прав, Банни. Всякому хочется пожить без тревог, в свое удовольствие. Только не получается…

— Нынче у тебя контракт на переселение в другой мир негра с собакой и его приятелей?

— От кого ты узнал?

— Слепым надо быть, чтобы не догадаться. Пройдоха Клем все время возле них вился. Прямо духовный отец. А он у тебя вроде ангела смерти.

— Грязно работал, оставлял следы?

— Ну не скажи. Может, где-то переигрывал, а так, на доверчивый глаз, не отличишь от монаха. Ну, потом и по тебе можно определить, на кого вы нацелены. Я давно сообразил.

— Ты пей, Банни, дружище.

— Повременю. Выкладывай, Эдуардо! Ты что, и меня хочешь втянуть в свои пакостные дела?

— Зато денежные, Банни. Теперь я остался один, сам понимаешь, нужен ассистент. Сработать надо чисто — никаких следов не должно остаться, и говорю тебе как другу, что есть у меня средство: легкий щелчок — и кранты.

— Ампуломет?

— Как приятно иметь дело с умным и догадливым человеком! Он, Банни. Я сам ни разу не пользовался, но отзывы имею прекрасные. Значит, по рукам?

Малютка Банни покачал головой:

— Оставь ты это дело, Эдуардо. Откажись. Я пригляделся ко всем четырем. Понравились мне они: и длинный парень, и две ладные девчонки, и негр с собакой. Как она ловко оттяпала руку твоему Мадонне! Читал в газете и снимок видел. Отличный пес!

— Собаку возьмешь как трофей.

— Не сговоримся, Эдуардо.

— Вот что, Банни, плачу по пять тысяч с головы!

— Да подавись ты ими!

— Отдаю кольцо. Стоит десять тысяч! — прохрипел Антиноми. Он считал унизительным для себя упрашивать такого второразрядного гангстера, заискивать перед ним. — Соглашайся, или… — В голосе его слышалась угроза. — Ну?

— Эх, Эдуардо! — Малютка Банни застенчиво улыбнулся. — Пойми, что я отдыхаю первый раз в жизни.

— Смотри, чтобы не последний. Знаешь, как здесь хоронят?

— На судне?

— Да, на судне. Сунут в мешок, чугунный колосник к ногам — и за борт.

— Похороны не хуже других, Эдуардо. Только помни, что не я один могу загреметь на дно с колосником.

— Семь тысяч! — рявкнул Антиноми. — Всего двадцать восемь! Согласен?

Малютка Банни устало махнул рукой, подвинув при этом кобуру в более удобное положение и следя за нервными руками Антиноми.