Жестокий век

Влекла она его больше других жен, но с ней хорошо в дни радостей, когда голова не обременена заботами… Пойти к Борте? Но и к Борте, и к другим женам идти почему-то не хотелось. Направился в юрту матери.

У нее сидели Джучи, Тулуй, Шихи-Хутаг. Мать очень обрадовалась, увидев его на пороге юрты. В последнее время он редко ее видел, разговаривал с ней и того реже. Все глубже становятся морщины на лице матери, белеют волосы, но взгляд ее глаз остается прежним – добрым, ласковым. У матери свои заботы. Когда у него не ладилось с Хасаром, никто не мучился так, как она. По ее настоянию он и дал брату под начало войско в битве с найманами…

На столик мать поставила отварное мясо, налила в чашки подогретой архи. Тэмуджин плеснул вина в огонь – жертва духу домашнего очага, – оно закипело и вспыхнуло синим пламенем. Пошутил:

– Мать, ты заставляешь меня нарушать мое же установление – пить не чаще трех раз в месяц.

– То, что выпито у меня, не может быть внесено в вину, – посмеиваясь, ответила она.

Сыновья и Шихи-Хутаг тоже выпили по чашке, но по второй не стали, и это было ему по душе. Тулую хватило и одной чашки. Лицо запламенело, глаза заблестели, говорить стал с заметной шепелявинкой. Мал еще. Всего тринадцать трав выросло, как он родился. Но парень крепкий. Плечи широко раздвинуты, прям, как молодой кедр. Будет, пожалуй, самым красивым из братьев. И самый ловкий, пожалуй. А Джучи уже двадцать трав истоптал, совсем взрослый. Крови уже не боится, как было раньше, поборол в себе эту слабость, но к воинскому делу прилежания нет, пуще всего любит охоту. Любопытен. Но любопытство какое-то не очень понятное. Возвратились из найманского похода, другим интересно знать, как сражались, какое у найманских воинов оружие, какие доспехи. А Джучи расспрашивал о другом – как люди живут, чем питаются, во что одеваются, каким богам поклоняются. С детства у него это. Найдет гнездо жаворонка, каждое яйцо со всех сторон осмотрит, чуть ли не все пестринки пересчитает, сорвет головку лука или цветок, будет растеребливать его по волоконцу. Что находит любопытного в пустяках – понять невозможно.

– Уйгур хвалил тебя, Джучи.

– Прежде времени, отец. Уж кого похвалить, так это Тулуя. Младший всех старших обогнал.

Любую похвалу Джучи принимает вот так – всегда найдет, кто лучше его. Ему как будто неловко выделяться среди других.

– Постигайте тайны письма. К делу вас приставлять пора. Мне нужно много надежных помощников, а кто может быть надежнее вас?

– Шихи-Хутаг скоро может заменить Татунг-а, – сказал Джучи. – Из всех, кто учится, – он первый.

И тут сказался характер сына. Хочет, чтобы он не обошел добрым словом Шихи-Хутага, парня и верно смышленого, с умом быстрым, но осмотрительным.

– Зачем Шихи-Хутаг будет заменять Татунг-а? Дел и более достойных хватит. Шихи-Хутаг, матерью моей вскормленный, все равно что брат мне.

Угодил этими словами не только Джучи, но и матери. Шихи-Хутаг ей дорог не меньше родных детей. Ценит его за правдивость и честность. По сердцу ей и то, что он просто, как и надлежит отцу, говорит со своими сыновьями и ее Шихи-Хутагом, рада, что он спокоен и кроток.

Но он неспокоен, просто на время отогнал все думы, кроме, пожалуй, одной: что было на уме у шамана? Для чего нужен курилтай ему?

– Налей, мать, еще чашку вина. Уж рушить свое установление, так рушить!

– Это можешь порушить. – Мать подержала над огнем, отворачивая от пламени лицо, котелок с архи, наполнила чашку. – А вот других установлений придерживаться должен.

– Каких, мать?

– Ты клялся дать людям покойную жизнь. Но твои сотники и тысячники в жару и холод, среди дня и ночи отрывают людей от очага, заставляют скакать без отдыха и день, и два…

Вино показалось ему противным, не допив, отодвинул чашку.

– Они, мать, воины.

– Теперь что ни мужчина – воин…

Тэмуджин ничего не ответил. Мать недавно была в хунгиратских кочевьях, подыскивала невесту для Джучи, там ей и нажужжали в уши. Сердобольная, готова заступиться за них. А кто заступится за него?

Парни начали разговаривать меж собой. Тулуй привязался к Шихи-Хутагу:

– Подари мне своего скакуна. Неужели жалко?

– Не скакуна, твою голову жалко. Он у меня приучен скидывать других. Кто бы ни сел, на земле будет.

– Ничего, я переучить могу!

И вдруг Тэмуджин догадался, какой скрытый умысел движет шаманом. Власть ему, хану Тэмуджину, даст курилтай, но курилтай же может отобрать ее. То-то он и ползал взглядом по лицам нойонов, старался внушить им то, чего нельзя было сказать словами. Не его, хана Тэмуджина, хочет возвеличить шаман курилтаем, а курилтай возвысить над ним. Случится это – без оглядки на нойонов ничего не сделаешь. Пошатнутся дела – его заменят другим. Далеко смотрит шаман! Но и он пока что зрячий…

В Юрту вошел караульный:

– Хан Тэмуджин, за порогом нойон Хорчи. Он хочет поговорить с тобой.

Хороших вестей он не ждал. Плохие слушать не хотелось. И лицо помаргивающего заиндевелыми ресницами воина разом стало ненавистным. Глухо проговорил:

– Пусть войдет.