Жестокий век

И вот весна пришла. У него осталось всего пять воинов. Да и для них он уже не гурхан… Поджаренные кусочки мяса снимают с прутьев и тут же едят. Губы, подбородки в жирной саже, волосы, давно незаплетаемые в косицы, падают на глаза, лохмотьями свисает изорванная о сучья одежда. Воины… Такими пугать малых детей.

Гордость не позволяла ему попросить мяса. Но дразнящий запах становился невыносимым, он сбивал с ровных, неторопливых мыслей, рождал в душе раздражение. Чего можно достичь с такими людьми? Как можно добиться покорности от племен, если даже эти грязные, ничтожные люди не желают ему покориться?

Он поднялся, взял плеть, похлопал ею по рваному голенищу гутула, шагнул к огню:

– Вкусна ли еда?

– Вкусна…

Заскорузлыми пальцами они рвали обугленные куски мяса, на него и не глянули.

– Вкусна? – повторил он. – А приправа нужна?

Неторопливо, со всего маху, начал хлестать воинов плетью. Кто кувырком, кто на четвереньках – в разные стороны. Опомнившись, похватали кто меч, кто копье, стали подступать к нему. С презрением плюнул им под ноги. Снова лег на попону и стал смотреть на белые облака. Воины о чем-то долго шептались, потом разом бросились на него, связали руки и ноги. Он не сопротивлялся. Сел, сказал насмешливо:

– Храбрецы! Какие храбрецы!

– Мы увезем тебя к хану Тэмуджину. Нас не убьешь, как Алтана и Хучара.

– Развяжите руки и убирайтесь!

– Э, нет! Мы повезем тебя к хану.

Они привязали его к седлу, спустились в степи. Выехали к нутугам урутов и мангутов. Тут передали его в руки нойона Джарчи. Джамуху он велел развязать, а воинов связать. Они начали кричать: почему, за что? Джамухе стало вдруг жалко этих глупых людей.

– Отпусти их, Джарчи. Пусть едут к своим женам и детям.

Тощий, крючконосый Джарчи угрюмо буркнул:

– Повезу к хану. Он скажет…

В тот же день выехали в верховье Онона, где находилась орду хана Тэмуджина. Дни стояли теплые. Зеленела мягкая трава, голубели головки ургуя, пересвистывались тарбаганы, пели жаворонки, мирно паслись стада, и Джамухе казалось, что ничего худого с ним не случится. Не может случиться. Все вокруг было полно жизни, мысли о смерти не задерживались в голове. Чем ближе к орду, тем чаще попадались всадники. Прослышав о нем, пристраивались рядом. Большинство из них были известные нойоны анды. Получалось, будто он, без шапки и пояса, в рванье, вел их, одетых в шелковые халаты, к хану Тэмуджину.

– Почетное у меня сопровождение!

– Не тебя сопровождают, – буркнул Джарчи. – Хан Тэмуджин собирает курилтай.

– А-а… Хороший подарок везешь моему анде!

В орду приехали поздно вечером. Джамуху заперли вместе с воинами-предателями в тесную юрту. Утром принесли кумысу и хурута. Он поел и стал ждать, когда позовут к хану. Но за ним никто не шел. В юрте было сумрачно, пахло овчинами и лошадиной сбруей. Джамуха открыл полог. В глаза ударил яркий свет ясного утра. Вышел, остановился, щуря глаза. Он ждал увидеть у юрты кольцо свирепых караульных. Но его охранял один воин. Что это? Анда Тэмуджин выказывает ему свое пренебрежение или уверен, что бежать – некуда?

Плоская просторная равнина, окруженная пологими сопками, была заставлена белыми юртами, разноцветными шатрами, повозками. Огромный ханский шатер стоял особняком. Перед ним толпились празднично одетые люди. Гордо вздымались девять тугов – сульдэ[67] хана Тэмуджина. С каждой из четырех сторон – по два туга, в середине, выше других – большой главный туг. Тонкое древко, увитое цветными лентами, венчал круглый бронзовый щит, с его краев свешивались бахромой белые волосы из конской гривы, навершье древка было тоже из бронзы – меч и два лепестка пламени составляли трезубец. Жарко вспыхивала на солнце бронза, полоскались на ветерке белые волосы тугов…

К Джамухе подошли два крепких кешиктена, повели в толпу, остановились среди харачу.

– Смотри и слушай.

– Так повелевал мой анда?

Об этом можно было не спрашивать. Все тут делается по воле хана. Смотри, Джамуха, на величие своего анды и думай о своем ничтожестве.

Перед шатром было возвышение из трех широких ступеней, покрытых белым войлоком. За ним рядами стояли воины с тугами тысяч. Джамуха насчитал девяносто пять тугов. В руках анды всесокрушающая сила, любого может раздавить, вогнать в землю. Но не раздавит ли эта сила его самого?

Толпа зашевелилась, притиснула к Джамухе кешиктенов, шатнулась ближе к возвышению. Из шатра выходили нойоны. На первую ступень возвышения, позванивая железными подвесками, поднялся Теб-тэнгри, обратил свое узкое лицо к толпе, вскинул руки.

– Возблагодарим животворящие силы неба и земли, духов, охраняющих нас! Сегодня благоволением вечного Неба, общим согласием народов, живущих в войлочных юртах, вручаем судьбу нашего великого улуса благословенному Тэмуджину. Его, повергшего возмутителей покоя, поправшего горделивых ханов и гурханов, нарекаем Чингисханом – владетелем мира, ханом великим, всемогущим, всевластным.