Я обнаружила его изящно растянувшимся на одной из лавочек. Единственный вампир поблизости, который и сам, явно, блаженствовал. Закрыв глаза, Этан удобно развалился, вытянув одну ногу на скамейке, а другой — упершись в землю. Одна рука разместилась на спинке лавочки, а другая — покоилась у него на животе. В своей белой рубашке и брюках он больше походил на регента-распутника, чем на Мастера вампиров.
Может он вновь проживал историю.
Я села, скрестив ноги, на землю рядом с ним, поставив коробку на колени.
— Что там у тебя? — спросил он, не потрудившись посмотреть.
— Услуга за услугу, — ответила я. — Шоколад за шоколад. Но от тебя кое-что потребуется.
— Оно того стоит? — спросил он с весельем, низким голосом, растягивая слова.
Я ответила таким же сладким тоном. Мы оба заведомо знали, что заигрывания посреди заднего дворика — просто доставляющий удовольствие флирт.
— Абсолютно.
Этан усмехнулся.
— В таком случае делай, что хочешь, Страж.
— Какой твой любимый период времени? Каким ты наслаждался больше всего?
Его брови взлетели вверх, будто вопрос удивил Этана. Открыв глаза, он немного поерзал на лавочке, затем замер, задумавшись.
— Спору нет, сегодня мы располагаем автоматической техникой. Люди на пороге важнейших открытий, которые были невозможными даже двадцать лет назад. И все же, — начал он и умолк снова.
— И все же? — подсказала я, спустя некоторое время.
Он вздохнул.
— Бывали опасные времена, но они воодушевляли. Моменты истории, которые мне посчастливилось увидеть собственными глазами. Рождение этой республики — энергичные дискуссии и горячность убеждений, что рабочий может добиться большего, чем монархия. Эпизоды Гражданской Войны, когда мужчины и женщины даже во время больших испытаний вели себя достаточно храбро, чтобы напоминать нам о лучшем, что есть в нас. День Д в Лондоне, когда Уайтхолл
[68]был наполнен разрывающими сердце радостью… и горем.Этан еще раз вздохнул.
— Бессмертие дает возможность наблюдать за развитием истории. За людскими триумфами и безжалостностью. Нести вес этих знаний — одновременно как высокая цена, так и бесценный подарок.
Он немного развернулся и, подперев кулаком подбородок, посмотрев вниз на меня.
— Теперь, когда мы прошлись по моей жизни, Страж, какова моя награда?
Я подняла коробку, чтобы он мог увидеть, и по полной наслаждалась его обескураженным видом.
— Ты шутишь.
— Я никогда не шучу Мэллокейками. Сядь прямо.
Он и дальше смотрел с подозрением, однако сделал, как я просила, переместившись в конец скамейки, чтобы освободить мне место рядом с ним. Но мне было хорошо и на земле. Так между нами оставалось пространство, и любое взаимодействие было бы случайным. Это позволило мне притворяться, что эмоциональные границы, которые я установила между нами, всё еще целы и прочны…даже, несмотря на то, что я сидела на земле, расспрашивала о его жизни и приготовилась накормить его бисквитными пирожными с кремом.
Но если отказ себе в чем-то только мне же на пользу, значит, буду оказывать.
Сняв с коробки бумажную ленту, я достала два обернутых в целлофан пирожного. Протянув одно ему, я отставила коробку, бережно держа в руках своё.
— Смотри на это восхитительное сочетание бисквита и крема.
Этана не впечатлило сахарное поленце, которое я ему дала.
— Да ладно, Страж.
— Доверься мне. Ты не пожалеешь, — я открыла свою упаковку и показала пирожное.
— Итак, существует несколько способов, как лучше есть Мэллокейк.
Наконец-то, намек на улыбку.
— И какие же?
— Наша любимая волшебница, Мэллори Кармайкл предпочитает полностью обмакивать их в молоко. Не плохой вариант, но мне кажется, пропитываясь, они, в итоге, превращаются в почти размокший хлеб.
— С тобой только и делаешь, что удивляешься.
— И поэтому для меня подходящий метод «рыбы-хлеба». Смотри, — сказала я, затем сложила пирожное вдвое и показала два шоколадных куска. — Я так сложила много пирожных!
— Ты знаешь, что у тебя большая склонность к глупостям?
— Это одно из моих лучших качеств, — сказала я, кусая пирожное.
И если шоколадный бисквит — сам по себе наркотик, то аромат почти мгновенно успокаивал кровь.
Этан попробовал своё пирожное.
— Не плохо, Страж.
— Во мне немало недостатков, — признала я. — Но вкус к еде к ним не относится.
С минуту мы просто молча ели в саду.
— Однажды я сказал тебе, что ты — моя слабость, — нарушил тишину он. — Но и моя сила. Я сказал эти слова, прежде чем обманул твое доверие. Теперь я это понял и очень жалею, — Этан выдержал паузу. — Что мне сделать, чтобы убедить тебя дать мне еще один шанс?
Он говорил не просто шепотом: в голосе слышалось такое сильное чувство, что мне пришлось отвернуться. Глаза застлали слезы. Прозвучал закономерный вопрос, однако тот, на который у меня не было простого ответа. Что потребуется, чтобы я снова начала верить Этану? Поверила, что он выбрал меня, что бы ни случилось, и, несмотря на политику?
— Не уверена, что ты сможешь как-то меня убедить. Я слишком быстро учусь.
— А я, значит, научил тебя, что предам при любой удобной возможности?
В этот раз я посмотрела ему в глаза.