Жестокое милосердие

Мои мысли мечутся туда-сюда, словно лесные птахи, жирующие напоследок перед наступлением зимы. Если аббатиса узнает об этой поездке, я скажу, что всего лишь была ее глазами и ушами, как мне и велели. Незачем ей знать, что мы с Дювалем уговорились действовать вместе. Если честно, я сама не знаю, была ли вчера искренна. Может, я лишь хотела умиротворить Дюваля и проникнуть в его замыслы?

Как бы то ни было, мне позволено все, что не идет совершенно явно вразрез с интересами монастыря.

Мы едем около часа, после чего Дюваль посылает де Лорнэя обратно по нашему следу — убедиться в отсутствии соглядатаев.

Я спрашиваю:

— По-твоему, кто может выслеживать нас?

Дюваль пожимает плечами:

— Всякий, кто видел, как мы выезжали. Французский посланник уж точно не прочь выведать, что у нас на уме. И моя матушка тоже. Про д'Альбрэ я уж и вовсе молчу. Да любой тайный советник, завидующий тому доверию, которое оказывает мне Анна.

— То есть очень многие, — бормочу я.

Он приподнимает бровь, но ответить не успевает. Сзади раздается топот копыт. Подскакав к нам галопом, де Лорнэй кивает и поднимает пять пальцев, потом еще один. Ух ты, шестеро преследователей! Дюваль ругается вполголоса.

— И далеко они?

Де Лорнэй отвечает:

— Совсем близко.

— Не разобрал, кто такие?

Де Лорнэй мотает головой:

— Просто вооруженные люди, без гербов и знаков на плащах.

Угрюмо кивнув, Дюваль жестом предлагает нам убраться с дороги в густой лес. Он озирается, пока не замечает небольшую прогалину, всю в пятнах солнечного света. Посередине лежит большое бревно. Туда-то он и направляет коня, и мы следуем за ним.

Когда я выезжаю на полянку, он уже на ногах и подходит, чтобы помочь мне спешиться. Потом берет сумку, висящую у него перед седлом. Указывает Чудищу с де Лорнэем на большой плоский валун, что виднеется поближе к дороге, а сам берет меня за руку и ведет к бревну.

Он садится наземь, прислоняется к лесине спиной и тянет меня за руку, пытаясь усадить подле себя.

— Господин мой!..

Я чуть не валюсь прямо ему на колени.

Он смотрит на меня:

— Может, лучше я голову тебе на колени положу?

— А просто рядом посидеть мы не можем?

Его глаза блестят полированной сталью:

— Ты забыла — мы же безумно влюблены? Я, никогда не покидающий герцогиню, кроме как по ее же делам, вконец поглупел от любви и валяюсь на травке с юной подружкой. Заставим их в это поверить!

Я пристыженно отворачиваюсь. Именно такой план мы с ним придумали накануне, но претворять его в дело оказывается трудновато. Я прокашливаюсь:

— Если мне позволено выбирать, лучше уж я посижу, а ты клади голову.

Так я хоть не буду себя чувствовать полностью беззащитной.

Он закатывает глаза, но быстренько меняет положение. Я едва успеваю устроиться на земле, и вот уже его длинное тело вытягивается рядом, а голова оказывается у меня на коленях.

Твердая, теплая и тяжелая, на какой-то миг она поглощает все мое внимание. Я смущенно оглядываюсь на Чудище с де Лорнэем, но те увлеченно разыгрывают свою часть спектакля — устроились возле камня и вовсю режутся в кости. Двое скучающих вассалов, поджидающих загулявшего господина.

Когда Дюваль берет меня за руку, я вздрагиваю, как испуганный кролик. От углов его глаз разбегаются веселые морщинки. Я шепчу:

— Ну и долго это будет продолжаться?

— Пока они не уверятся, что мы с тобой — просто голубки, выбравшиеся поворковать.

Настает мой черед закатить глаза.

— Да не хмурься ты так, — говорит он насмешливо, но вместе с тем нежно. — Представь, что я — де Лорнэй, если так будет легче.

Я возмущенно фыркаю.

— Ну тогда представь моего брата, он тебе вроде понравился. Делай что хочешь, только скорее натяни на физиономию страстное выражение, а то вся наша хитрость прахом пойдет!

Я смягчаю выражение глаз и складываю губы в улыбку.

— И братец твой мне даром не нужен, — шепчу я таким тоном, словно в любви признаюсь.

Что-то меняется в его лице.

— Замечательно, — шепчет он в ответ, и я вынуждена напомнить себе, что он тоже лишь притворяется. Чему я удивляюсь? В этой игре ему, наверное, равных нет!

И тут показывается погоня. Чудище и де Лорнэй разом вскакивают и встают плечом к плечу, словно пытаясь заслонить нас от слишком любознательных глаз. Я легко разыгрываю ужасное смущение, особенно когда всадники начинают усиленно заглядывать за спины нашим друзьям. Их первоначальная подозрительность живо сменяется похабным любопытством. Немного помедлив, чтобы поглазеть на нас, они едут дальше.

Когда стук копыт стихает в отдалении, напряжение отпускает меня, и, обмякнув, я прислоняюсь к бревну. Когда открываю глаза, то наталкиваюсь на взгляд Дюваля.

— Надо будет поработать над твоим умением соблазнять, — говорит он.

Я луплю его в плечо кулаком. Он смеется, и я помимо воли улыбаюсь. Да, у меня неважно получается, но только с ним. Я вполне успешно флиртовала и с Мартелом, и даже с Франсуа. Лишь перед Дювалем вся моя выучка пропадает неизвестно куда.