Жестокое милосердие

Каково же было удивление лейтенанта, когда через несколько метров она привела его… к крутому обрыву. Только внимательно осмотрев склон, Андрей заметил, что когда-то давно здесь был небольшой мостик. Но его сожгли. В густой траве Беркут отыскал лишь обугленные сваи.

«Ну что ж, — подумал он, — если десантники избрали местом своего базирования этот "монашеский" уголок, им можно позавидовать. Жаль, что я не наведался сюда раньше. Думал: пустошь — и есть пустошь… Однако хотелось бы знать, как они переходят на ту сторону».

— Хенде хох! — окрик прозвучал так неожиданно, что Беркут вздрогнул и едва удержался на краю каменистого обрыва. Лишь на какую-то минутку он забыл об опасности, лишь на минутку перестал контролировать местность и ситуацию, и то, чего он так опасался, произошло. — Руки вверх, гер офицер! — на ломаном немецком и с откровенным ехидством произнес тот, кто оставался сейчас у него за спиной.

— Я тот, кого вы ждете, солдат, — как можно спокойнее произнес Беркут, однако ни доводы его, ни сама русская речь на десантника впечатления не произвели.

— Бросить оружие, лицом в землю! Сначала стреляем, потом разбираемся, — у нас только так.

Беркут поднял руки вверх, но пистолет (другой пистолет за несколько минут до этого он вложил в карман шинели) не выбросил. И не оглянулся.

— Я сказал: брось оружие, фриц паршивый! — изощрялся пленивший, и по тону его Андрей понял, что тот уже не прочь и выстрелить ему в спину. Но все же пистолет не бросал. И, лишь услышав, что часовой медленно, осторожно приближается к нему, отпустил оружие и, скосив глаза, увидел надвигавшуюся на него тень человека с автоматом в руках.

Именно сориентировавшись на эту тень, он, как только солдат приблизился, нырнул под автомат и, отбив рукой ствол, все еще не оборачиваясь, сильным ударом каблука сбил противника с ног. Уже вырвав из рук нападавшего оружие, он вдруг увидел погон с двумя красными нашивками. Такие погоны он видел только на рисунках да в фильмах о Гражданской войне. Их носили унтер-офицеры царской армии.

«Неужели опять какие-то лжепартизаны, из белогвардейцев?!» — первое, что пришло ему в голову. Тем более что мат, которым пересыпал свое кряхтение уже обессилевший противник его, был неповторимо русским. Ни в каких спецшколах, ни в каких разведцентрах обучить такому не способны.

— Тревога! Немцы! — вдруг крикнул этот «унтер», понимая, что сейчас крик — единственное оружие, которым он мог помочь своим товарищам. — Тревога! Нем… — пытался он крикнуть еще раз, но сильный удар в затылок заставил его замолчать и прекратить сопротивление.

Беркут прислушался. Рядом никого. Неужели там, в землянке, не услышали? Могли и не услышать, поскольку «унтер» кричал негромко. Быстро связав нападавшему руки, Андрей перевернул его на спину и оттащил за кустарник. Потом, подобрав автомат и нож, уселся на мягкую еловую подстилку, на которой еще недавно лежал этот человек, и похлестал пленного по щекам. Тот промычал что-то нечленораздельное и отчаянно повертел головой.

Ожидая, пока он окончательно придет в себя, Андрей осмотрел автомат. Обычный немецкий шмайсер. Рожки тоже немецкого производства. А ведь мальчишка говорил об автомате с «дырочками на стволе». Разве что успели вооружиться трофейными? На ноже никакого клейма не было. Похоже, обычная самоделка, однако сработана надежно, из хорошей стали, с удобной костяной рукояткой. Но форма? Форма-то советская! Только почему погоны?

— У нас что, ввели погоны? — первое, что он спросил, когда уловил на себе испуганный взгляд пленного. И сразу же спохватился. — Я спрашиваю, у нас, в Красной армии, наконец-то ввели погоны?

— Ну, ввели, — хрипло ответил сержант, сплевывая кровавую слюну и морщась от боли. — Что, возрадовалась душа твоя белогвардейская? А, сволочь, как ты меня…

— Как и положено на войне, — невозмутимо заметил Андрей. — Тебе приходилось видеть когда-нибудь человека, который безропотно дал бы убить себя или пленить?

— Значит, действительно из беляков? Слишком уж хорошо по-нашему тараторишь.

— Из красноармейцев я. Из лейтенантов Красной армии, — Беркут решил, что, предоставив возможность пленному самому задавать вопросы, узнает от него больше, чем узнал бы, устроив ему настоящий допрос. Этот метод он уже не раз испытывал, допрашивая пленных немцев и полицаев.

— Ну да, гнида, из лейтенантов ты… — пленный еще раз сплюнул, витиевато, от души, выругался и сначала повернулся на бок, потом на другой, затем сел, но по движению его рук и предплечий Беркут понял, что смысл этих «маневров» заключается в том, чтобы испытать на прочность узлы, которыми его связали.

— Сколько вас, когда и с какой целью десантированы сюда — на эти вопросы вы, конечно, отвечать не будете, — сказал Беркут, для начала, прощая ему «гниду». У него не было времени для выяснения отношений. — Однако на один вопрос вы все же обязаны ответить. Какое у вас звание? По-моему, младший сержант?

— Ну, младший. Ты что, погон никогда не видел? Или у фрицев тебя этому не учили?