Жестокое царство

Робби уже знал, что он не совсем такой, как все. Но когда это произносится вслух, все меняется. Мама Эйдана попыталась сделать комплимент, однако это не было комплиментом, и она об этом знала, как знали все остальные. И вот он здесь, в компании диких свиней – грязных и противных, – а ведь сегодняшний день должен был стать каким-то особенным, да? В конце-то концов. Он был частью чего-то. Он приспособился. А может быть, люди просто выжидали и все время планировали это? Нет, в этом нет смысла.

Он вытирает ладони о брюки. Разжимает и сжимает пальцы. Потные руки. Еще одна проблема с детскими праздниками – чересчур много игр, когда надо держаться за руки, и ему говорят: «Ох, твои руки». А однажды какой-то взрослый назвал его «тот потный парнишка». Сейчас ветерок приятно обдувает ладони. Ему надоело стоять здесь, ничего не делая. Надо хорошенько подумать, хотя у него лучше обстоит дело с эмоциями – ну, не так уж здорово, – но он многое чувствует. Больше других людей, и иногда он говорит им об этом, но они не понимают.

Надо внимательно оглядеться по сторонам. Он смотрит налево и направо, концентрируя внимание на всем, что движется. Ему стоит поискать людей. Из вольера с зебрами до него доносятся звуки от взмахов хвостов. Рельсы железной дороги. Деревья. Белки на ветвях, которые гоняются друг за другом. Он пытается все это охватить взглядом.

Перед тем как потерять Марка, Робби услышал от него, что они умрут, если не выберутся отсюда. Он вновь смотрит на кабанов. Потом вспоминает о шепчущей женщине, через которую перешагнул, когда бежал. На ней была униформа защитного цвета, как у всех служителей зоопарка, и почти половина ее рубашки стала багряно-красной. Он смотрит на кабанов, размышляя о том, каково это – держать такого зверя дома, и думая то же самое о белках. А еще он думает о двух белках, гоняющихся друг за другом: это игра или что-то серьезное, и как белки относятся друг к другу.

Думай.

Думай.

Неужели другим людям так же трудно выстраивать мысли в линию, чтобы одна следовала за другой, как сцепленные вагоны поезда? Он всегда отвлекается, и чувства вновь берут верх. Где Марк? Он так и будет стоять здесь один, пока не придут люди с винтовками и не застрелят его? И не совершил ли он огромную ошибку, придя сегодня в зоопарк? Наверное, он сглупил. В основном он ведет себя глупо. Иногда он в этом уверен, и его мама терпеть не может, когда он так говорит, а его мама… Он закрывает глаза, пытаясь перевести дух. Почему он это делает? Почему до него всегда слишком поздно доходит, и потом ему хочется все переделать, начать с начала, и он ругает себя за то, что все испортил, зная, что опять все испортит?

Один из кабанов мочится на землю. Это крупные животные, уродливые и глупые с виду. Зачем они дали посадить себя в клетку?

Он берет винтовку и поднимает над оградой. Потом нажимает на спусковой крючок. С того момента, как они прошли через входные ворота, он чувствует, что оглушен. Жаль, им не пришло в голову взять с собой наушники, но теперь выстрелы звучат не так громко, как тогда. Точности он предпочитает скорость, целясь в голову, живот и хвост. Ему хочется отстрелить хвост. Он всего в двух метрах от мишени, а не в сорока-пятидесяти, как на стрельбище, и эта мишень, в отличие от людей, не двигается, поэтому он поражен нанесенным ущербом. У первой свиньи прострелено брюхо, и содержимое, дымясь, вываливается на землю, второй кабан тоже мертв. Робби, пятясь, выходит из беседки, и тут его настигает запах.

Никто не говорил ему о запахах.

Он не снимает пальца со спускового крючка своего классического «бушмастера», вновь обретая уверенность в себе. Теперь мысли и чувства у него под контролем. Не понятно, зачем Марк твердит ему о регулировке рукоятки – что удлиненная задняя скоба даст нужный угол. Ему и так нравится. Так удобно держать в руке.

Он слышит шаги и оборачивается с винтовкой на изготовку.

– Остынь, дебил! – вопит Марк, резко пригнувшись и едва не опустившись на колени.

У него в руке пистолет «глок», а в кобуре «смит-вессон».

Робби опускает винтовку.

– Где ты был?

– Охотился. Я думал, ты идешь прямо за мной. Готов?

Робби кивает.

18:00

Джоан кажется, она никогда так пристально не следила за изменчивостью небес. Огненная полоса, появившаяся сразу после захода солнца, расширилась и потемнела. Теперь все небо в полосах цвета очищенного персика. Цвета все больше сгущаются.

Она слышит из зоны приматов какие-то звуки. Звук тяжелого удара: то ли захлопнулась дверь, то ли что-то упало. Вновь хлопающие звуки, но не от лопнувших воздушных шаров. Ритм как от быстрого постукивания пальцами по столу, а потом звон разбитого стекла. Тонкий вопль, не человеческий.

Все звуки приглушенные, как при убавленной громкости, но кто-то явно идет через здание. Кто-то, не опасающийся, что его услышат.

– Ш-ш-ш, – шепчет она Линкольну. – Ни слова. Замри, как статуя. Он идет.

Линкольн не спрашивает кто.

– Обними меня за шею, – шепчет она. – Закрой глаза и исчезни.