Когда 15-летняя девочка робко села на свидетельское кресло и начала говорить, никто из тех, кто сидел в зале суда дальше первых рядов, не мог расслышать её тонкого голоса. Судья Тодд по-отечески попросил её говорить громче.
В своих показаниях Лоуренс рассказала о том, что была в доме Мелинды и видела нож. Она изложила всё то же, что и в своих трёх заявлениях в полицию, придерживаясь четвёртого и последнего рукописного заявления. Когда её история достигла трагического конца, в зале суда воцарилось молчание. Тони сказала, что находилась в машине и видела, как три другие девочки сожгли Шанду заживо.
На перекрёстном допросе Лоуренс показала, что никогда не слышала, чтобы Мелинда говорила что-либо об убийстве Шанды. Она рассказала суду, что Мелинда сказала: "Я не буду резать её, просто проведу ей ножом по телу, чтобы пощекотать нервы. Сделаю вид, что хочу её зарезать, но убивать не буду". Те же слова Тони Лоуренс подтвердила на детекторе лжи.
Команда защиты задавала Тони Лоуренс вопросы, пытаясь убедить, что Лори в ту ночь полностью отдавала себе отчёт в происходящем; их стратегия заключалась в том, чтобы выставить Лори главным агрессором, а Мелинду и других девочек – пешками Лори. Линия защиты заключалась в доказательстве, что главной заводилой была Лори Такетт, которая сыграла главную роль в событиях 10 и 11 января 1992 года.
Тони Лоуренс подтвердила их версию, последовательно свидетельствуя, что большинство идей в ночь преступления подала именно Лори Такетт.
После короткого перерыва Лори Такетт с вызывающим видом вошла в зал суда. Она села в кресло свидетеля, не удостоив Мелинду даже взглядом. Такетт рассказала, по сути, ту же историю, что и Лоуренс, расходясь лишь в некоторых мелких деталях. Она рассказала историю первой встречи с Мелиндой, их планы пойти на концерт в Луисвилле, а затем подробно описала события, которые привели к смерти Шанды.
В какой-то момент, описывая Шанду в багажнике у своего дома, когда залаяла собака, Такетт разразилась громкими рыданиями, и был объявлен пятиминутный перерыв. После возобновления заседания, аудитория так шумела, что судье Тодду пришлось попросить тишины в зале суда.
Лори свидетельствовала, что Шанда дрожала, что она укрыла её одеялом, а затем закрыла багажник, "не полностью, чтобы она там поместилась". Она также утверждала, что, когда они с Мелиндой отправились "на покатушки", Мелинда хотела переехать Шанду машиной.
Она заявила суду, что ничего не знает о травмах Шанды, сказав, что не угрожала Шанде, что ничего не сжигала в "Ведьмином замке", что не брала никаких спичек из дома в тот вечер. Она утверждала, что сжечь Шанду придумала Мелинда, что Мелинда заговорила об этом, когда они "катались", и позже снова у кострища, что Мелинда облила Шанду бензином.
– Кто поджег её? – спросил Таунсенд.
– Понятия не имею. Я склонилась над ней, хотела убрать одеяло с её лица, потому что она плакала. Но тут на меня полыхнуло огнём и опалило волосы.
– Мисс Такетт, когда Шанда лежала на земле, накрытая одеялом, и её тело было облито бензином, ты или кто-нибудь ещё что-нибудь сказала ей?
– Нет.
У Таунсенда больше не было вопросов, и суд удалился на день.
Местная пресса продолжала пичкать общественность историями о подростках-преступниках, особенно о Лори Такетт, которая якобы "заправляла" убийством Шанды Шарер. Одновременно обнародовали реакцию родителей Шанды. В течение нескольких месяцев Джеки Воут и Стив Шерер неохотно общались с прессой, но мало-помалу, по мере того как шло слушание, оба вышли на контакт. Джеки была особенно красноречива, описывая боль и ужас толпам местных репортёров на ступеньках здания суда.
На следующее утро, на третий день слушаний, началось настоящее действо, когда Лори Такетт заняла место свидетеля для перекрёстного допроса. Среди прочего, 17-летнюю девушку допрашивали о проблемах в женской тюрьме Индианы, её оккультных практиках и увлечении убийствами и огнем.
– Ты когда-нибудь говорила Кэри Поуп, что ради неё убила бы её бабушку? – спросил Джонсон.
– В шутку, да.
– Ты когда-нибудь говорила Кэри Поуп, что хочешь взять нож и вонзить его кому-нибудь в сердце, просто чтобы посмотреть, каково это?
– Нет.
– Ты подтверждаешь, что 10 или 20 раз говорила мистеру Лезербери, что хочешь кого-нибудь убить?
– Нет, такого не было.
– Ты подтверждаешь, что говорила мистеру Лезербери, что тебе хотелось бы знать, каково это – видеть, как кто-то горит?
– Нет, такого не было.
– Ты когда-нибудь говорила с мистером Лезербери о сне, который вроде как снился вам обоим, об изуродованных телах младенцев, свисающих с деревьев?
– Нет. Мне никогда не снились младенцы, свисающие с деревьев.
– А изуродованные тела?
– Нет.
– Значит, этого всего не было?
– Мне снился горящий лес, и больше я ничего не видела, но там были люди – маленькие дети. Казалось, эти дети плачут. И мне снилось, что родители не могли им помочь – и тут я просыпалась. Это был один из худших моих снов.