Жестокость

— Ну надо же, какой эгоист! Что люди скажут. Ты хоть бы подумал о том, что мы доверяем им своих детей. Увидят, какие мы неряхи, и сами так же поведут себя с ними. Нет, ты все-таки законченный эгоист.

— Дорогая, самое важное в человеке — это его «эго».

— Насколько я понимаю, все показать и объяснить им придется опять-таки мне?

— В рекламном объявлении сказано, что они сотни раз занимались подобными вещами. Уверен, что они все носом чуют.

— Кстати, именно этого-то я и побаиваюсь — их носов. Я сама покажу им, куда надо будет их совать.

Селвин выскользнул из постели и подошел к жене, чмокнул ее в плечо и нежно потянул к себе, чтобы поцеловать шею и верхнюю, выпуклую часть груди. Потом сунул кончик носа в ложбинку над крохотным бантиком, соединяющим чашечки бюстгальтера. Она ласково погладила его затылок.

— Дорогой, мне в самом деле надо приготовиться.

Он изменил позу, прижался щекой к ее щеке и посмотрел на их отражение в зеркале.

— У меня пудра на кончике носа, — проговорил он. — Как ты считаешь, эти няни догадаются, откуда она взялась?

В дверь позвонили — Мюриэл от неожиданности вздрогнула.

— Они! О Селвин, я знала, что так и получится! Открой им, а потом возвращайся — застегнешь мне молнию. Пожалуйста, побыстрее, и не забудь обуться, прежде чем откроешь дверь. Селвин! Пиджак!

— Никуда не денутся, — пробормотал Селвин. — Сами же захотели прийти. Наплевать им и на нас, и на то, какие мы. Ведь они же за детьми будут присматривать, а не за нами.

— Ну все равно… — Женщина вздохнула.

До нее донесся голос Селвина, приветствовавшего вошедших. О Боже, что за ужасные вещи он им говорит — впрочем, он всегда был из тех, кому сходит с рук такое, что в устах любого другого показались бы чудовищными. Похоже, он проводил их в гостиную и оставил дверь открытой, поскольку ей были слышны обрывки их разговора, доносящиеся из глубины холла.

— … Немного промочить горло перед началом вечера, а? После этого я сделаю отметины на бутылках, правда, карандашом, так что, если захотите, можете стереть их и прочертить новые. Джин или виски? Правильно, в холодный вечер нет ничего лучше старого-доброго-золотистого-шотландского. Легко отыскали наш дом? Да, сам с трудом нахожу его, особенно когда основательно вмажу. Если проголодаетесь, пожалуйста, начните с консервов, ладно? Баранья нога в морозилке — это наш воскресный обед. Если захотите заняться любовью перед камином, я бы порекомендовал поплотнее притворить дверь, а то сквозняком снести может — у нас шпингалет на форточке сломался, так задувает… Ну вот, отлично. Черт, как хорошо-то!

Их ответы ей слышны не были, и она продолжала отчаянно сражаться с платьем, которое после последней вечеринки вдруг почему-то стало мало. После Марка непросто было сохранить прежний размер, зато Дэвид оказался маленьким алчным обжорой — чуть всю ее не высосал. Впрочем, оба получились первоклассными сыновьями, и все, кто их видел, были от них просто без ума.

Появился Селвин, он держал большой палец вверх.

— Очень приличные люди, — проговорил он. — Можно сказать, хронически симпатичные.

— Да, дорогой, — Мюриэл улыбнулась, — придется тебе застегнуть меня. Село оно, что ли?..

Женщина повернулась спиной, и он послушно взялся за замочек молнии. Тот даже не сдвинулся с места. Тогда он для устойчивости положил ладонь ей на бедро и потянул снова. Результат оказался тот же.

— Что ты там делаешь? — спросила Мюриэл, пытаясь заглянуть себе через плечо.

— Кажется, я нашел прошлогодний снег, — отозвался он, — и прекрати смеяться, а то сейчас лавина обрушится.

— Это ты будь посерьезнее и помоги мне влезть в это чертово платье. Я тоже хочу поговорить с нянями. Нельзя же заставлять их столько ждать.

— Можно, — прошептал он. — Никогда еще не встречал таких хладнокровных нянь.

— Ну ладно, ладно, поняла. Я знаю: они очень умелые и надежные, и я только зря беспокоюсь. И все равно я волнуюсь.

— На то у тебя есть причина, — сказал он. — Я намерен пригласить тебя сегодня на вечеринку и там соблазнить.

— Если вытряхнуть меня из этого платья окажется столь же трудно, как втиснуть в него, я не стану очень уж отчаянно сражаться за свою честь.

Наконец молния сдвинулась с места — за какую-то долю секунды она действительно молнией взметнулась снизу вверх.

— Прямо как пуля просвистела, — испуганно произнес он.

— Ну, слава тебе, Господи, — вздохнула женщина. — А теперь проводи меня туда и тоже налей мне что-нибудь. После таких испытаний мне уже отступать некуда.

Он повертел ее, оглядывая со всех сторон. — Чуть-чуть поправь вырез, — прозвучал его комментарий.

Она поправила платье, пытаясь скрыть краешек бюстгальтера, и беспомощным тоном произнесла:

— Просто меня стало слишком много.

— Тебя никогда не бывает слишком много. Ты выглядишь просто прекрасно!

— Так не хочется никуда уходить!

— Все будет в порядке.

— Селвин, ты, правда, меня любишь?

— Испытай меня! Переступи вот эту полоску на ковре, тогда сама узнаешь.

— Ты просто невыносим! Ну ладно, раз собрались, надо идти. Выключи свет в ванной, хорошо?