– Слушая, как ты высвободилась? Я же не выпускал тебя из рук.
– Высвободилась и снова высвобожусь. Тебе меня не удержать.
Это походило на правду. Мне показалось, что выглядит она как-то странно, но надо было собираться в дорогу.
– Ладно, посмотрим. А сейчас перекуси – и в путь.
Панихида съела несколько картофелин, и мы двинулись дальше. На сей раз я не стал ее связывать, но не спускал с нее глаз. Бежать она не пыталась.
Неожиданно на востоке появилось диковинное облако – оно искрилось и переливалось всеми цветами радуги.
– Не нравится мне это, – пробормотал я, таращась на небо. Облако было очень красиво, но варварам действительно не нравится то, чего они не понимают. Правда, Панихида мне определенно нравилась.
– Это самоцветный град, – сказала она. – Такие тучи зарождаются в этих краях, на границе между тягучими и бегучими песками. Нам надо поискать укрытие.
– Укрываться от града? – возмутился я. – Чтобы варвар обращал внимание на такие мелочи?
– Дело твое, недоумок.
Ее слова понравились мне еще меньше, чем разноцветная туча, но нам все равно не оставалось ничего другого, кроме как идти. Мы шли, а туча росла и разбухала, пока не закрыла половину неба. Затем я услышал тревожную, грустную мелодию и не сразу понял, что это поет Панихида.
– Чего это ты распелась?
– Пою погребальную песнь, – пояснила она, – отпеваю нас с тобой. За это умение я и получила свое имя. Правда, с лютней у меня получается гораздо лучше.
Надо же, она до сих пор сердилась на меня из-за своей тренькалки. Наверное, стоило разрешить ей взять с собой лютню – со здоровенной тыквой под мышкой труднее убежать. Впрочем, сейчас меня больше интересовало другое.
– Отпеваешь? Ты хочешь сказать, что какой-то там град грозит нам смертью?
– Тебе, может, и нет, ты в конце концов очухаешься. Но у всех остальных такого таланта не имеется.
Я заметил, что уши Пуки стали тревожно подрагивать. Он вовсе не стремился превратиться в настоящего призрака. Его смерть никак не входила в мои планы, равно как и смерть Панихиды. Сомневаюсь, чтобы мое задание предусматривало доставку в замок мертвого тела.
– Хорошо, поищем укрытие.
Оглядевшись по сторонам, я приметил выше по склону маленькую рощицу и устремился туда. С помощью меча мне удалось довольно быстро нарубить бревен и соорудить из них коническое строение – нижние концы я крепко вбил в землю, а верхние связал лианами. Щели между бревнами законопатил мхом, каркас обвязал содранной с тех же бревен корой, и получился неказистый, но крепкий и надежный фигвам, жилище, которое варвары используют для защиты от непогоды. Мы все трое забрались внутрь как раз перед тем, как упали первые градины.
– Ловко это у тебя получилось, – с безразличным видом промолвила Панихида.
– Мы, варвары, мастера строить фигвамы, – горделиво промолвил я, как последний дурак купившись на похвалу.
– Век живи – век учись. Я-то думала, вы только и умеете, что похищать беззащитных девиц.
– Это мы тоже можем.
Град забарабанил по нашему убежищу, и мне показалось, что с неба падают камни. Я высунулся – и едва успел увернуться. Самый настоящий камень со свистом пролетел мимо моей головы и ударился оземь, образовав маленькую воронку. Подхватив его, я нырнул в фигвам. Камушек оказался зеленым, в серо-буро-малиновую крапинку.
– Но это же камень, – растерянно пробормотал я.
– Ясное дело. А ты чего ожидал?
– Ну как... град – это же лед. Я думал, из тучи посыплются цветные ледяные шарики.
– То был бы цветной град, недотепа. А это самоцветный.
И действительно, с неба градом сыпались самоцветы – синие, красные, зеленые, оранжевые и голубые. Они были очень красивы – но каждый запросто мог размозжить голову человеку или животному. Возможно, именно по этой причине мы не встречали в окрестностях крупных животных – только маленькие зверушки могли укрыться от этой напасти. Панихида не зря настаивала на укрытии.
Волей-неволей пришлось ждать, когда кончится град. Панихида сидела верхом на Пуке, а я стоял рядом, прижавшись всем телом к ее левой ноге. Не нарочно, просто фигвам был довольно тесен. Панихида снова завела свою песню, и Пука досадливо прижал уши – ему не нравилась ни она, ни ее пение. А вот я был в восторге и от того, и от другого. И особенно от ноги.
Самоцветная буря бушевала около часа. Я задремал, чувствуя под боком прелестную ножку Панихиды, а проснувшись, увидел, что привалился к боку коня-призрака. Пленница снова исчезла.
– Эй, а куда она подевалась? – спросил я. Пука тоже дремал, а когда проснулся, удивился не меньше меня. Выбраться из тесного фигвама, не потревожив никого из нас, казалось решительно невозможным.
Пришлось опять задействовать стрелку. С течением времени она постепенно истаивала и теперь казалась полупрозрачной, но все еще годилась для дела. Стрелка указала на запад – Панихида и на сей раз направилась к дому.
Мы выбрались из укрытия, изрядно потрепанного камнями, пустились в погоню и довольно скоро перехватили беглянку. Она еще не добралась до тягучих песков, но двигалась довольно медленно.
Я схватил ее за руку, и мои пальцы прошли сквозь тонкое запястье.