Жи-Ши

– Славка вообще никогда не обсуждал с друзьями свою карьеру. У нас как-то не принято было… Иногда рассказывал смешные баечки про гастроли, но – чтобы взял вот так да и сообщил нам тиражи своего альбома?! Абсурд и профанация! А про Гвидо он всегда говорил только в крайних случаях, очень коротко и по делу… Типа: «этот ублюдок сегодня…» или «этому дятлу приспичило…». Прости, Господи! Так что я – не в теме вообще…

– Понятно. Как Белка?

– Сидит.

– Звонила Ройзману?

– Он ничего не может сделать… Если не найдем доказательств, попробуем выкупить… – неуверенно произносит она и отворачивает от меня печальное лицо.

Мы обреченно молчим несколько минут, как родственники, съехавшиеся на похороны, осознавая свое бессилие что-либо изменить и близость, которой обязаны всегда неожиданному, опутывающему вязкими водорослями горю.

– Созвон утром? – одними губами шепчет она.

– Созвон. – Я окидываю взглядом пузырящееся веселье, в центре которого мы сплели свой маленький кокон тишины, наклоняюсь и целую ее в щеку, – не грусти.

Удалившись от Отеля на пару кварталов, вспоминаю, что так и не поделился с королевой звездного мусора волнующими ощущениями, которые испытывает в последние мгновения жизни всякий повешенный. Ну и пусть! Рано ей еще об этом… Мои приватные игры в дедуктивный анализ вынудили меня часом раньше сделать звонок Ксилофонову и выпросить его «эксклюзивную» фотосъемку офиса продюсера. Ведь если таинственный душитель охотился за содержимым хард-диска Лейлы, то, спрашивается, с какой целью? Вариантов – два. Первое – получить информацию. Второе – лишить важной информации меня. Если его цель сводилась лишь к первому пункту, – ничего не поделать, – могу для вида поколотиться головой о вагон метро и попробовать жить дальше. А если – ко второму? Все, что я фотографировал в эти дни, при первой же оказии переносилось в домашний лаптоп. Кроме… последней съемки в офисе мертвого продюсера.

Ксилофонов спускается ко мне на ресепшн редакции своего влиятельного еженедельника, объяснив по телефону, что «выбраться в заведение – никак, сдаем номер, ночуем в офисе, пропадаем в трезвости…»

– Смотри! – он грозит мне пальцем, передавая флэшку, – не дай бог узнаю, что хоть одну фотку слил конкурентам!

– Работай спокойно, Боря. Только для личного пользования. – С этими словами я вручаю ему газетный сверток с бутылочкой дымчатого сингл молта, – возьми, в знак профессиональной солидарности с заложниками производственного графика.

Ксилофонов плывет в кошачьей улыбке и провожает меня воздушным поцелуем.

Дома меня ждет посылка. Консьерж передает пухлый пакет, перетянутый скотчем, набитый бумагой на ощупь.

– Передала симпатичная женщина. Не представилась, но оставила записку.

В лифте разворачиваю записку. Всего несколько строчек, выведенных аккуратным почерком:

«Здравствуйте. Меня зовут Дарья, я двоюродная сестра Славы. Разбирала его имущество и наткнулась на эти письма. Подумала, что они могут быть интересны его друзьям, но мне посоветовали передать их вам. Спасибо».

Вот и все. Снова вопросы. Кто посоветовал передать мне письма Славы, с которым я общался единственный раз в жизни и то – при помощи кулаков. Зачем посоветовали передать письма именно мне?