Нет! Все будет по-другому! Я прилечу в Рим. Я позвоню ей и скажу: «Привет! Ты где?» А она сухо ответит: «В Риме», и это будет звучать как «отвяжись, не до тебя…». А я бодро воскликну: «О! И я тоже в Риме!» Она же не откажется встретиться с соотечественником в чужой стране… Я назначу ей свидание на какой-нибудь людной площади. Затем куплю гитару, найму на полчаса музыкантов в ресторане, куплю большую охапку цветов. Затем из укромного места буду наблюдать, как она выйдет на площадь, обойдет пару раз вокруг фонтана, поглядывая на часы, присядет на скамейку… В этот момент музыканты по очереди начнут подходить к ней, и со словами: «Bella signorinа!» каждый будет вручать ей по одному цветку. Она удивится и поймет, что я – где-то рядом. Ее щеки порозовеют, ей будет приятно. Она станет крутить головой, волноваться, но не увидит меня. После того как все цветы окажутся в ее руках, музыканты выстроятся вокруг и сыграют трогательную неаполитанскую мелодию, на последних тактах которой выйду я с гитарой, встану на одно колено и спою ей песню. Одну из тех, что сочинил недавно, думая о ней… «Фонограф»?
Потом мы пойдем ужинать в роскошный ресторан, и за бокалом кьянти она забудет, что когда-то я обидел ее. Я буду говорить с ней только о приятном. Я буду легок, весел и слегка чудаковат. Нет-нет! Ни за что не стану давить на болевые точки «наших воспоминаний»! Ни за что не опущусь до этого! Ни слова о прошлом.
Затем она, как Золушка, воскликнет: «Мне пора! Ciao!» Целомудренно чмокнет меня, конечно, и мы договоримся встретиться на следующий день. В этот следующий день мы станем бродить по живописным руинам, быть может, взявшись за руки… Она, как заправский гид, объяснит мне, кого и когда убили в palaco Venezia, расскажет про Vesrta Nerono, толстые американки будут пялиться на нее, неземную в своей грации, а я буду покупать ей все, на что она только посмотрит. Любые очки, шляпки, блузки… Несмотря на то что мое финансовое положение серьезно пошатнулось, я собрал средства, и несколько тысяч евро на мелочи для возлюбленой лежат в бумажнике. Быть может, мне хватит даже на одну из тех античных статуй в Колизее? Если поторговаться… А потом… Мне не очень нравится это «потом», но я твердо решил ничего не просить и ничего не объявлять. Наверное, на прощание я скажу сакраментальное: «Я люблю тебя. Помни об этом. Ты всегда будешь нужна мне. Я всегда буду готов для тебя…» Как тебе такой план, Королева?
Но вдруг ей окажется в тягость мое появление? А я продолжаю чего-то хотеть – общения, переписки, встреч? А она скуксится, как от лимона?
Тогда необходимо первому отойти в сторону, чтобы не оставлять ей тягостного чувства вины. За деструктивное сокращение жизненных мышц. Как немного времени прошло с тех пор, когда отношения между людьми были просты и естественны. Как это время изменило отношение к отношениям у незамысловатых, в сущности, животных. Какую манию запутывания и усложнения оно породило, как быстро все они устремились в безнадежный марафон самоутверждения перед психоаналитиками и писателями. Только похоти под силу мгновенно разрушить преграды между людьми, а нежность будет смиренно наблюдать за их возведением, благословляя каждый камень в постройке, а затем терпеливо их преодолевать, обуздывая страсти, и лишь сама себе служа оправданием.
Вот так думаю я, Королева… А что скажешь ты?
Еду. Я еду. Неумение ждать всегда отличало пылких влюбленных, поэтов, неврастеников, музыкантов, кондукторов, да всех нормальных людей… Ждать умеют только разведчики. Я – не разведчик.
27 июля 2007 года
Две тысячи евро за поцелуй! Много? Ты когда-нибудь платила деньги за поцелуи? Я – никогда! Наоборот, мне предлагали деньги… за ночь любви, то есть – секса… Рекорд – 30 000 долларов, в Нижневартовске… А вчера я отдал две тысячи евро македонской проститутке за то, чтобы она коснулась меня губами… И она честно отработала деньги. В сумеречном лесопарке, посреди сборища всех цикад на много километров вдоль виа Коломбо… Это длиннющая улица в Риме, через весь город из центра на юго-запад, типа нашей Профсоюзной… Только в Москве – сплошные дома и точки сбыта нефти, а здесь – лесопарк.
Как я там оказался? Зачем? Фиг знает. Да и – неважно. Ехал себе в такси… Вдоль дороги стояли рослые трансвеститы в костюмах античных гладиаторов. А она – тонкая, смуглая. И я сказал шоферу: «Стоп!» И спросил ее: «Сколько?» Она ответила: «Сто евро». Я сказал: «ОК!» Попросил шофера подождать на обочине, сунул ей в руку стоевровую бумажку и спросил: «Что дальше?» А она ничего не ответила, потому что не хотела уметь говорить по-английски. Схватила меня за руку и потащила в лес… Глаза не сразу привыкли к темноте, казалось, что мы как два лося ломимся сквозь чащу, так смешно хрустели сухие ветки под ее тонкими каблучками… А потом она остановилась рядом с толстым, неохватным деревом и деловито принялась расстегивать мне ширинку.
– Но! Но! Но! – запротестовал я, – Ля Каза? Хаус? Дом?