Жиган

Зрелище было поистине замечательным: все три полки несгораемого шкафа были заполнены пачками денег. Это были совзнаки, выпущенные в 1922 году, один рубль которых соответствовал десяти тысячам рублей, выпущенных год назад. Плохо было другое: в 1923 году появились новые бумажные деньги, рубль которых ценился в 100 раз дороже, нежели прошлогодний. Но зато этих прошлогодних денег было очень много.

А вот полка с запирающейся дверцей была просто волшебной: на ней стояли сложенные в стопки золотые николаевские червонцы чеканки 1899 года.

Козырь, завороженно глядя на все это богатство, даже слегка присвистнул. После чего произнес подсевшим голосом:

– Вот это повезло так повезло. Не зря у этого «медведя» столько хитрых запоров… было…

Червонцы с профилем последнего государя императора сложили в дорожный саквояж, что предусмотрительно принес с собой Голован. А вот котомки Козыря для всех денег не хватило.

– Давай, слетай к Кочету, – сказал ему Голован. – Скажи, чтобы смотался к пролетке и принес сюда мешок из-под овса. И все надо сделать очень быстро…

Козырь, ничуть не удивившись и не проявив возмущения по поводу того, что Голован посылает «слетать» именно его, а не огольца Вальку Волчка, согласно кивнул и тотчас умчался. Ибо Волчок с этого часа перестал быть мальчишкой и переродился в уважаемого «медвежатника», то есть в вора высшего порядка…

Менее чем через четверть часа прибежал запыхавшийся Кочет с мешком. Увидел содержимое шкафа, на время остолбенел. Затем вместе с Козырем они набили мешок совзнаками. Тащить мешок пришлось вдвоем: Кочет взвалил его на спину, а Козырь поддерживал мешок сзади и нес еще на плече под завязку наполненную котомку. Головану тоже пришлось нелегко: он нес саквояж, прижав его к груди, поскольку, как только попытался поднять его, ручка у саквояжа тотчас отвалилась: николаевские червонцы явно тянули пуда на полтора, если не больше.

Когда подошли к пролеткам, Жердь, глядя на мешок Кочета, котомку Козыря и дорожный саквояж Голована без ручки, спросил:

– Это что, все деньги?

– Деньги, деньги, – буркнул Кочет, обливаясь потом, и свалил мешок меж сидений одной из пролеток.

Царские червонцы немедля были определены в общак. А совзнаки Голован разделил между всеми пацанами, выделив каждому его долю.

– Только не шиковать, – предупредил он. – Бабки тратить с умом, чтобы не засветиться.

– Все поняли? – добавил Козырь, оглядев пацанов тяжелым взглядом. – Не подставляться и других не подставлять…

На Вальку Волчка смотрели уважительно, понимая, что таким достатком они обязаны исключительно ему.

Голован, Козырь и Кочет снимали квартиры на Шаболовке недалеко друг от друга, чтобы при необходимости можно было быстро связаться. Но обязательно кто-то из них постоянно находился при пацанах: мало ли что…

После того как взяли «медведя» в конторе «Канцелярист», Валька Волчок еще раз показал себя отменным «шнифером», когда «взял на лапу», поработав всего-то минут семь, несгораемую кассу в главной конторе главка «Центро-медь». В кассе денег оказалось немного: восемьсот пятьдесят рублей, но то были деньги от двадцать третьего года, которые равнялись восьмидесяти пяти тысячам прошлогодних совзнаков или восьмистам пятидесяти миллионам рублей выпуска двадцать первого года. Голован полагал, что дело об ограблении главка будет резонансным, о нем узнает вся Москва и пойдут разговоры, что-де, ежели главки не могут обезопасить себя от ограбления, что же говорить о прочих организациях и конторах. Это подорвет доверие иностранных концессионеров, налаживающих торговые связи с Совдепией, и затруднит развитие ее экономики. Но то ли сумма показалась не столь значительной, чтобы из-за нее «метать громы и молнии», то ли «легавые» из МУРа получили сверху установку расследовать ограбление «Центро-меди» без лишнего шума, однако стопорка главка широкой огласки в городе так и не получила.

Тогда Голован стал думать об ограблении такой конторы, после чего замалчивать случившееся будет невозможно. И надумал: а не «подломить» ли наркомфиновский «Московский городской ломбард» на Большой Дмитровке? Такое дело аукнется по-серьезному! Там всегда толпились в очередях люди, чтобы заложить ценности и получить деньги. К тому же в закромах ломбарда денег, рыжья, сверкальцев и прочих дорогих и ценных вещей было наверняка предостаточно. И все это добро, часто последнее, принесли в ломбард простые граждане. Потеря последних ценностей вызовет негодование и возмущение, и весть об ограблении ломбарда долетит до самых окраин. Доверие к нэповским нововведениям будет непременно подорвано если уж не на все время, то очень надолго.

Голован решил присмотреться к этому месту и заложил в ломбард ту самую бранзулетку из общака, что внес как влазное Валька Волчок. Через несколько дней он эту бранзулетку выкупил, обратив внимание на миловидную девушку, что принимала у него деньги.

Приемная, правление ломбарда, канцелярия и касса находились на первом этаже. В приемную, сообщающуюся с комнатой правления, можно было попасть из небольшого холла, а помещение канцелярии было смежным с кассой.