Жиголо

- Лучше худой мир, Дмитрий, - напоминает мне Анатолий Анатольевич истину.

- Это уж как получится, - я искренен. - Не мы выбираем судьбу, а совсем наоборот.

Неведение - великая сила. Когда не знаешь предназначения гильотины, она кажется тебе удобным средством для резки капустных голов и прочих витаминных овощей.

Увы-увы, никто не знает своего будущего - и поэтому каждый надеется выжить и жить в будущем счастливо. Я никого не осуждаю: каждый живет как считает нужным. Каждый тешит себя иллюзиями. Без надежды на бессмертие лучше не жить.

Моя тревога оказалась не напрасной. Очаровательная секретарь Верочка, ничуть не удивившись моему новому появлению в офисе, сообщает, что исполнительный директор убыла в срочную командировку.

- Куда? - ахаю. - В Париж?

- Почему в Париж? - смеется Верочка, вибрируя телом, упругим, как круп молодой кубанской кобылки. - В Нью-Йорк...

- ... город контрастов?

- Именно туда, Дмитрий.

- А когда?

Девушка справедливо замечает, что мой интерес к Пехиловой подозрителен: а вдруг я есть представитель конкурирующей фирмы? Я понимаю, что кавалерийский скок в таком деликатном вопросе не проходит. И меняю тактику обольщения всезнайки с бюстом, напоминающим чарующие тибетские горы. А не провести ли нам вместе вечер, Верочка, в ресторанчике "Кабанчик", там, говорят, гостей встречает негр цвета цветущей сирени и от пуза кормят котлетками "свинтусиками" и хлебцами под названием "копытца". Девушка обворожительно смеется, запрокинув голову вверх: "Кабанчик", "свинтусики", "копытца", мило-мило, надо подумать, Димочка. А что тут думать, Верочка, шефиня твоя далеко, изучает передовой опыт американских стервочек, тем более рабочий день у нас, в России, идет к своему закономерному концу. К какому концу, хохочет прелестница. В смысле, к финалу...

Наша легкая любовная прелюдия к тяжелым затяжным сексуальным боям заканчивается тем, что я возвращаюсь к драндулетику и жду ту, кто оплатит мне ночь - оплатит информацией. Это будет хорошая плата. За все надо платить, это я хорошо усвоил.

Как тут не вспомнить Новый год, когда мы были молоды, бесхитростны и красивы, это был наш последний Новый год перед окончанием школы. Практически весь десятый "А" собрался у Раечки, родители которой убыли в рождественское путешествие на райские Филиппины. Наш праздник начался с трезвого боя кремлевских курантов. Потом стало весело, хмельно и... порно. Великолепный Мамин-Мамыкин притащил видеокассеты и принялся крутить их, как сельский киномеханик в сотый раз фильм "Еще раз про любовь". Любителей горячей отечественной love оказалось человек десять-двенадцать. Трудно было считать в неверном свете ТВ. Впрочем, никто не считал, каждый был занят трудоемким делом. Наши плутократические тела были прекрасны в своем бесстыдстве; потные тела, приводимые в движение животным инстинктом, напоминали ртуть; ртутные тела искали утешение и счастье в себе подобных, не догадываясь, что жидкий металл чрезвычайно ядовит и перенасыщение им может привести к смертельному исходу. И моя плата за тот Новый год оказалась дорогой: я окончательно потерял веру в любовь. Какая может быть любовь к тем, меж ног которых хлюпает вулканическая бездна со злыми испарениями плюмбума?

...Как я и полагал, настоящий алабамовский негр встречал меня и мою колоритную спутницу у ресторанчика "Кабанчик". Сиреневый, будто подмосковные вечера, швейцар в буржуазном цилиндре так радостно ощерился нам, что я, пересчитав его зубы, похожие на кукурузные зерна, тиснул ассигнацию на чифирь.

Стены небольшого зала были размалеваны в национальный колорит Малороссии: солнце, подсолнухи, плетень с перевернутыми горшками, стилизованные вислоусые свинопасы в вышитых рубахах и, разумеется, стадо тучных животных, удаляющихся в сторону бирюзового горизонта. Их мягкие, скажем так, места с крючочками хвостов были направлены, точно дальнобойные орудия, именно на посетителей, решившим откушать пряного сальца в плотной сметанке. Подозреваю, художник был вегетарианцем и подобной кракелюрой* выразил критическое отношение к любителям свиных трупиков.

* Краской (разг. - производ.)

Любезный до дурноты метрдотель пригласил нашу пару за столик, где интимно пламенела настольная лампа, изображающая малороссийскую хатку.

- А здесь мило, - заметила Верочка, осматриваясь. - Как в деревне.

- Возвращаемся к своим корням, - сказал я и выразил надежду, что моя спутница не блюдет диету на отрубях.