Жиголо

Оказывается, правда бывает страшнее смерти. Когда выяснил, что без радикальных действий не обойтись, то решил упростить отношения с вруном. Ударом руки в его кадык прервал диалог - зачем попусту говорить, если можно помолчать.

Автомобиль мчался по скоростному шоссе. Дождь прекратил и за лесными массивами угадывался новый день: у горизонта происходила титаническая вечная борьба тьмы и света. Лезвие будущего утра казалось пытается распороть брюхо ночи, чтобы выпотрошить требуху полнощных наваждений и страхов.

Я вспомнил другую ночь и женщину в ней: зачем кромсать сумасшедшую журналистку, да ещё с такой художественной резкой? А если некто решил прикрыть свой тонкий расчет столь топорным исполнением?

Вопросы-вопросы, пока не имеющие ответов. Что делать - я в начале пути. И путь этот, возможно, закончится для меня через несколько дней... или несколько столетий?..

У меня мало времени - это я чувствую. Пока на шаг опережаю врагов. Они уверены в своей силе и это дает мне преимущество, небольшое, но преимущество.

Что там говорить: начало моих боевых будней на гражданке резвое: два трупа, складированных в багажнике, а впереди - ещё более прекрасные перспективы.

Ночная поездка заканчивается на окраине Луговой - местечке, удобном во всех отношениях. Во-первых, далече от цивилизации, во-вторых, хорошо мне известном. Здесь находится старый коровник с огромной выгребной ямой, о которой сказывал дед Матвей, когда притопил в ней "восточного" германца. История та случилась годков двадцать назад, во времена расцвета интернационального и колхозного движения, но народный сказитель повествовал её всякий раз, приметив на столе бутыль.

По глубокой колее автомобиль продирается к забытым строениям, от которых остались одни бетонные стены да яма с дерьмом; остальное домовитые луговчане растащили по своим углам.

Когда свет фар пляшет на стенах, серебрящихся от дождя, выключаю мотор. Оплеухой привожу в чувство оглы, посчитавшего, очевидно, что ему удалось без маеты перекочевать в мир иной.

- Ыыы, - страдает, осознав, что по-прежнему находится в трудном полете над земной юдолью.

- Повторить вопросы, - проявляю благосклонность к его положению. - Или не надо?

Мой новый недруг решает быть последовательным и, проклиная мой род до седьмого колена, заявляет, что я не услышу от него более ни слова. Подобный героизм вызывает у меня улыбку. Мне нравятся фанатики. Вскрывать их так же интересно, как медвежатникам незнакомые сейфы. Что для этого требуется? Верно - подручный инструмент. Например, рашпиль. Его я и сыскиваю в бардачке. Оглы пока не понимает моих намерений и живет иллюзиями о благополучном исходе. Резким движением тискаю рашпиль в его приоткрытый рот, где угадываются окоронкованные золотом зубы. Помнится, я был прилежным учеником и у меня была пятерка по труду, в частности, по обработке металлов. И поэтому реакция человека под моей умелой рукой удивляет: он корчится, точно ему неприятна вся эта трудовая терапия - он хрипит и требует к себе внимания, не хочет ли он пожаловаться мне же на свою плачевную участь? Я вырываю инструмент с золотым налетом из пасти: что случилось, герой из героев; кажется, у вас, трупная мразь, возникло желание поговорить на острые темы дня?

- Ыгы, - щербатится зубками, похожими на зубцы кремлевских стен.

Я смеюсь: зубы у тебя, оглы, как зубцы кремлевских стен. Мою шутку плохо понимают, в радужных зрачках врага сияет священный ужас. И я понимаю противоречивые его чувства: мало кому приятны такие лечебные процедуры по ночам.

Не верю в доблесть тех, кто готов ради идей пожертвовать собой. Боль развязывает языки всем. А те мифы о героических мертвых, которыми пичкают живых, есть вульгарная небывальщина им в утешение. Конечно, Местан-оглы тоже надеется на лучшее. Он готов рассказать мне все, как на духу, а я отпускаю его на все четыре стороны за двести тысяч долларов.

- Да, брат? - клацает поврежденной челюстью.

- Двести, - шучу я, - пятьдесят.

Дурак не понимает, что обречен. Я знаю, что такое "кровная месть", и мне не нужны лишние проблемы. Впрочем, почему бы не предоставить шанс врагу, если он его, естественно, заслужит - заслужит правдивыми ответами.

И я их получаю в полном объеме. Да, Местан-оглы и его нукеры выполняли "грязную" работу по вышестоящему приказу. Команда на мою ликвидацию последовала от вора в законе "Ахмеда", то бишь Ахмеда Исмаилова. Найти его можно в гостинице "Украина", там он проживает со своими многочисленными родственниками.

- Он ваш или кто?

- Он ваххабит.

- Чечен, что ли?

- Чечена, - испуганно повторяет, - чечена.

- А какой номерок, - спрашиваю, - чисто конкретно?

- Не знаю, брат, - кается мой собеседник. - Ахмед к машине выходил, клянусь...

- А я тебе верю, оглы, - успокаиваю.

Думаю, счастье мне улыбнулось: враги отнеслись к выполнению боевого задания спустя рукава, решив, что имеют дело с рядовым жителем столицы, которого можно вырезать из жизни, точно фигурный силуэт из жести. И что теперь? Нас ждут затяжные бои или кавалерийский прискок?

- Об Ахмеде расскажи, - требую, - мало-мало.